ТРИ СЕРПА. МОСКОВСКИЕ ЛЮБИМЫЕ ЛЕГЕНДЫ. ТОМ I
Схоларий Петр
Командир самого блестящего «салонного» кавалерийского отряда ‒ схоларийПетр в третий раз попался в плен к арабам. Важная птица ‒ и его перевезли в самый центр, в Самару.
Дважды византийское правительство выкупало Петра ‒ не малый куш перепал в руки арабам. Если и теперь согласятся хлопотать за знатного пленника, арабы, конечно, заломят большую цену, византийцы будут торговаться, а ему сидеть в крепости и ждать ‒ без срока.
Всякий раз, попадая в плен, Петр давал обет: выпустят, он переменит жизнь, всё бросит ‒ и что может быть ценнее свободы! ‒ и уйдет в монастырь. Но как только его освобождали, обещание забывалось, ‒ ведь жизнь так прекрасна! ‒ и он возвращался к прежней жизни, к делам, которые организовывались его волей, и суете, спутнице всяких житейских дел.
На работу его не гоняли, как других арестантов, его берегли ‒ его белую одежду с серебряной гривной. И постоянно один, скованный, он лежал или молился.
И однажды видит он во сне, будто идет он по лесу и никого кругом, тишина, ‒ и чем дальше он уходит, тем тише, и кажется ему, что уйдет он на край света и ему откроется, о чем он и не мечтает ‒ ‒ но ему из яви мысли его прерывают: «как бы далеко
ни уходил, а всё равно ‒ пленник! ‒ и какие там края света в тюрьме!» ‒ и он, спохватившись, остановился: у дерева стоит Никола, как лесник-сторож.
«Ты просишь освободить тебя? Тебя освобождали, но ты всегда нарушал клятву. Что же ты клятвой-то, как в игрушку, играть задумал?»
Петр проснулся, и ему очень совестно, оправдания он себе не находил: да, он обманывал ‒ он поддавался привычной жизни, втягивался и отстать не мог.
194
* *
*
Между тем, велись переговоры: обе стороны торговались. И по передаче с воли Петр видел, что хорошего ждать нечего: свои могут от него отказаться.
«И что за важная птица, ‒ говорили в Константинополе, ‒ чтобы за него платить и платить без конца? да и талантик-то у него с куриный носок, делу без него урон небольшой, и не такие командиры найдутся!»
Нет, ему надо самому отказаться: и не потому, что его ждет смерть или, в лучшем случае, жизнь «на покое» ‒ устраненного от всякого дела только из-за несчастной случайности, возможной с каждым, а потому, что ‒ жизнь его была пустой жизнью.
В самом деле, что он такого сделал, чтобы гордиться перед людьми и требовать признания себе и внимательности? Эта его погоня за славой? ‒ и как надо принизить себя, чтобы довольствоваться похвалой, которая часто объясняется невысокой требовательностью, невежеством и дурным слухом, и которую очень легко добыть деньгами, а еще вернее ‒ обещаниями! А постоянная интрига? ‒ ведь всегда кто-нибудь мешает, или кажется, что мешает, и надо всякими способами расчищать себе дорогу, а это значит ‒ лгать, клеветать или что-то замалчивать, обходить кого-то ‒ ‒
И опять ему снится: он дома в Константинополе, в своей комнате, только всё гораздо больше, длиннее и шире, чем это в действительности ‒ огромный стол, книги и, как троны, стулья, а цветы, как змеиные пасти, картины с великанами ‒ и оттого в комнате очень тесно, а сам он совсем маленький, совсем незаметный; но этого недостаточно ‒ на его глазах вещи растут, завладевают пространством; и он чувствует: всё равно, как он ни мал, а вещи его вытеснят, и то ничтожное место, какое занимает он, отнимут у него; и он подбирается весь, руки так ‒ ноги так, голову в грудь, чтобы только как-нибудь удержаться, и видит: из цветов Никола, но уж садовником.
«Еще не наступил срок... а ты знаешь Симеона?»
«Как же, ‒ отвечает Петр, ‒ все знают: «ныне отпущаеши»!
«Молись ему».
195
* *
*
С этой ночи Петр молился Симеону.
И часто думал о нем, вспоминая сказание о «сретении»: это когда после обрезания принесли Младенца в храм и с ним горлинок и голубят ‒
в храме был один человек Божий, исполненный силою посвящения и силою добра, имя его Симеон, и лет ему было сто двенадцать; было ему откровение от Господа миров, что не вкусит он смерти, пока не увидит Христа, Сына Божия, в физическом человеческом теле; и когда он увидел Младенца, воскликнул громким голосом: «Божественный мир посещает свой народ, Господь миров исполнил свой обет!» Потом поднял Его высоко, окутал своей священнической одеждой и поцеловал стопы Его: «Ныне отпущаеши раба Твоего...».
«Ныне отпущаеши раба Твоего...» ‒ повторял Петр и чувствовал, как с этими словами входит в его душу надежда, что произойдет что-то чудесное и изменит его жизнь.
Тюремный его режим резко изменился: бывали дни, никто не входил в его камеру, как будто его и не было, и целый день он оставался без еды; прежнего бережения тоже не замечалось, а это плохой признак: с переговорами, значит, заминка, а может быть, свои отказались от него?
Известия с воли вскоре подтвердили догадку: византийцы отказались платить за него выкуп. И он очутился в руках врагов: что хотят, то с ним и сделают.
А что делать человеку, если свои от него отказались, а здесь ему готовят смерть? Единственный выход: он должен как-то «выпрыгнуть» из самого себя. Ведь всё равно, если он и убежит, нельзя вернуться домой ‒там ему нет места, а здесь ‒рано или поздно палач выбьет из-под его ног скамейку, последнее, что он занимает на земле. Человеку, которого загоняют с двух сторон, никуда не скрыться, никакое подполье не поможет: ему действительно только и остается «выскочить» из себя ‒ подняться над землей, и тогда и свои, и здешние столкнутся и он свободно уйдет. Ему надо отказаться от этой земли, с которой его хотят прогнать, отречься от жизни, в которой ему нет места, и духом начать жизнь над этой землей ‒ над этой жизнью.
196
Ночью, уж не мечтая ни о какой воле ‒ ведь эта самая воля была связана с землей и жизнью! ‒ Петр собирал в себе духовные силы, чтобы укрепить себя ‒ подняться над собой ‒ своей волей над этой волей, в камеру его вошли, он это почувствовал, и видит: два странника ‒ одного он узнал: Никола, и с ним очень старый в священнической одежде. И тот старик в священнической одежде подошел и эпитрахилью коснулся его: «Ныне отпущаеши...».
«Ныне отпущаеши раба Твоего...» ‒ проговорил за ним Петр и, напоенный силой, поднялся с нар и почувствовал, как ему легко вдруг.
Дверь в камеру была открытой ‒ светлой дорожкой таял след уходивших странников. И Петр вышел по их следу ‒ ‒
‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒
В эту ночь папе Льву снится: два странника ‒ Никола и с ним в белой одежде с серебряной гривной; и Никола, показывая на своего спутника, говорит: «Я и Симеон освободили его. Поручаю тебе ‒ посвяти его. Ты его увидишь в церкви апостола Петра: его имя Петр».
И когда Петр, выбравшись из Самары, прибыл в Рим и пришел в церковь апостола Петра, папа Лев узнал его. Петр открыл ему свое имя, рассказал о чуде ‒ как спасся он из плена ‒ и просил постричь его.
И монахом Петр не вернулся домой в Константинополь, а прожил жизнь на своей новой родине ‒ в духе.
197