IV. Суфийная мудрость
1. ИЗ-ПОД ОВЕЧЬЕЙ ШЕРСТИГрешник – пьяница – дитя – женщина
Хасан Басри (642–728), месопотамский араб суфи (в рубище овечьей шерсти), наставник взыскующих правоверных, рассказывает о своих памятных встречах: четыре лица запечатлелись в его глазах: грешник, пьяница, дитя, женщина.
* * *
Однажды проходя по улице я встретил известного по всей Басре мошенника, на лице которого жалобы припечатали «негодяй». И я обличил его. Весь он, подергиваясь, выслушал меня и спокойно сказал:
– Праведный шейх, ты проколол мою душу. Твои глаза видят сквозь паутину моих уловок, а что ты скажешь о моем конце? И скажи мне, чем ты сам кончишь? Как знать, какой-нибудь случай
повернет – и я раскаюсь и угожу в праведники святые, а ты при своей святости – тоже случай, ткнешься носом в грязь?
* * *
Проходя улицу, я наткнулся на пьяного человека – ничком в грязь. Жадно лакал лужу.
– Подымись, – окрикнул я, – твердо стань на ноги, чтобы снова не ковырнуться.
– Святой шейх, я поднялся, – отбулькнув, добродушно лепетал пьяный человек, – я умоюсь... на рожу воды хватит. Я поднялся... А вот ты, если ткнешься, с тобой упадут тысячи.
459
* * *
В окне дома я заметил, мальчик играл с зажженной свечой.
– Откуда взялся свет? – спросил я.
Мальчик, лукаво перемигнув, задул свечу.
– А ты мне скажи, куда ушел свет?
* * *
Раздумывая о бедном круге нашего знания, я продолжал путь.
Меня остановила женщина.
Я поражен был ее красотой, плечи ее были обнажены. Путаясь в словах, она принялась жаловаться на мужа.
– Сперва покрой лицо, – перебил я.
Резко она ответила:
– Что мне до покрывала? Я встретила одного человека, полюбила его и только его одного вижу неотступно перед собой, его глаза светятся в моих. А ты кичишься «возлюби Господа Бога» и шаришь по моему лицу.
Негр
Хасан Басри достиг высокого смирения и всякого, кого встречал он или думал о ком – казались ему выше его. И со всеми он говорил кротко.
Шел он по берегу Тигра и невольно остановился. На берегу сидел негр с женщиной в обнимку, а перед ним красовался кувшин. Они пили и григотали.
И глядя на негра и его бабу Хасан сказал себе: – «и эти выше меня». Но голос из подножия его души перебил голос вершинный: «Разве? Да ты посмотри на бабу, неужели и она выше тебя?»
По реке плыла лодка. То ли наткнулась на камень, то ли еще с чего, вдруг опрокинулась и кто в ней был пошли ко дну.
Негр это увидел и не раздумывая бросился в реку спасать.
И вытащил на берег шесть человек, а всего было семь.
– Праведный шейх, – обратился он к Хасану, – у меня нет больше сил. Ты сильнее меня, спаси седьмого.
Но Хасан оставался неподвижен. Беспомощно он озирался. Опрокинутая лодка погрузилась в реку.
460
– Всесильный шейх, – произнес негр, – знай же – и он показал на кувшин – не вино, мы пили чистую воду, источник нашей жизни, а это – моя мать.
Шейх упал ему в ноги:
– Воистину, ты мой наставник, ты спас утопавших, спаси и меня! И благослови.
– Ты прозрел! – сказал негр и неумело благословил его «во имя» Бога милосердного и милостивого.
* * *
С той поры никакой соблазн не был властен отуманить его глаза. Хасан достиг совершенного смирения и набросившейся на него собаке, не отстраняясь, он сказал:
– Брат мой.
И в голосе призвучало такое необъемлемое – близость, шее, поджав хвост, конфузливо пошел прочь.
Рабийя
В дни Хасана Басри славилась в народе суфия, зовут Рабиейей, и Хасан отличил ее среди суфиев: он говорил о ней, как о источнике своего вдохновения.
* * *
Раз в неделю Хасан проповедовал в мечети. Всходя на мимбер, он всматривался – и если Рабийи нет, покидал кафедру без слова.
Когда его спросили, почему так? он ответил:
– Разве я могу насытить муравьев напитком, приготовленным для слона?
Проповедь Хасана дышала живым словом, слова наливались пламенем и падали на сердце слушателей.
И однажды в ударе он пронял и самых тугих и окончив речь, указывая на Рабийю, воскликнул:
– Ты! Под покрывалом! Искры твоего сердца одушевляли мое слово, ты – огонь моей речи.
* * *
Как-то в вечерний час Рабийя покинула город и поднялась на гору. Для Хасана ничего тут особенного. Но на этот раз он
461
удивился, что Рабийя не одна, а в кругу зверей: олени, серны, газели.
Хасан задумал проверить и стал подниматься в гору. Звери один за другим стали расходиться.
В чем дело? – Рабийя одна: ни рогов, ни копыт.
– Ты что сегодня ел? – спросила Рабийя.
– Курдюк с луком.
– Так чего же ты удивляешься? Ты распугнул моих гостей: человека можно провести, а зверь и из-под луку учует мясо.
* * *
Рабийя, проходя мимо дома Хасана, почувствовала: на ее голову упали две тяжелые капли.
«Начинается дождь» – подумала Рабийя. А подняв голову посмотреть – у окна сидит Хасан – глаза его наливались, слезами.
– Удержи эти слезы в себе, – сказала она. – Там их целое море, в этом море ты ищешь свое сердце, а не находишь. Но тот, кто воистину любит Господа, не находит и не найдет своего сердца – оно у Бога всемогущего, возлюбленного.
Тяжко ударили эти слова по Хасану, и ему нечего было ответить.
На новолетие Хасан получил от Рабийи подарок: свечу, иглу и волосок.
Хасан читает:
«Ты озаришь весь мир, как свеча, стань чист и наг, как иголка, не украшайся, и ты украсишь других. И ты подымешься на такую высоту совершенства, как будто ты каждым своим волосом тысячу лет послужил Господу Богу».
Когда Хасан попросил Рабийю быть его женой, Рабийя сказала:
– Для брака надо двух, а из нас – ты один, я ничто, принадлежу одному Богу и подчиняюсь его воле.
– Как достигла ты этого?
– Как все, что я постигаю, погружается в Бога.
– Как же ты знаешь Бога?
– О, Хасан, я его знаю без как.
462
Хромой толкачик
Из книги «Сафват Ус Сафа» («Несравненная Чистота»). Житие Сафи-Уд-Дина, из города Ардебили (1252–1334), родоначальник персидской династии сефевидов.
Рассказывает факир Мухаммед Сэзиэки, последователь шейха.
В ту же ночь мне приснился сон. Пробуждение было тягостно. Стало светать, и я пошел к шейху. Но пробраться было никак, у дверей большая очередь: ученики, каждый со своим сном. Все они пришли раньше меня – я постоял и покорно вернулся домой.
В тяготу неразгаданной ночи вошла печаль неудачи.
Поднялось солнце, и лучи заглянули мне в окно.
В жари света, выплясывали мошки – никаким счетом не счесть и не остановить толкучей волны их танца.
Вдруг смотрю, в дверях стоит шейх и, скользнув по жаркой, кипящей жизнью волне, выхватил и положил мне на ладонь живую пылинку света.
– Хромой толкачик! – сказал он.
Но в моих глазах мелькали тысячи мошек, неразличимых моему глазу.
– И в толпе ожидавших меня, – сказал шейх, – я различил тебя и пришел растолковать сон и утешить.
2. СКАЗАНИЕ О ШЕЙХЕ БАЯЗИДЕ
Баязид Вистами, персидский шейх суфи 10 века из Бистама. При жизни был 12 раз изгоняем из города – и каждый раз шейх, покидая город, говорил: «О, как высок город, в котором Баязид еретик». А теперь нет человека в Бистаме, кто не почтил бы гробницу шейха. По словам Джунейда суфи, Баязид занимал среди суфиев то же место, что среди архангелов – архангел Гавриил. Баязид достиг состояния «аль-фэна-фи-Алла» – исчезновение в Боге, слияние с Ним. Это высшая ступень исламской мистики, соответствует нирване браминов Индии. Шейх Абу Саид Абуль Хемр, 11 века, из Мехие сказал о Баязиде: «Я вижу восемнадцать тысяч миров, наполненных Баязидом, но самого Баязида я не вижу: он вошел в Бога».
463
Отмеченный
«Ты всегда был особенный – на других детей не похож. Еще когда я тебя ждала, – вспоминала мать Баязида, – ты и тогда не безразличен был ко мне: съешь, бывало, чего без охоты или пожадничаешь: было б другому отдать – всегда ты переворачивался во мне, и я принимала за укор».
Когда Баязид начал ходить в школу, однажды он слышит из Корана: «Будь благодарен Мне и твоим родителям». И было сказано: как должно почитать и любить Бога и родителей. Баязид дома сказал матери:
«Я узнал сегодня, что должен служить Богу и тебе. Но как мне разделить свое сердце – служить Богу и тебе? Испроси у Бога, чтобы он оставил меня тебе, или вручи меня Богу, чтобы я служил Ему одному».
Мать слышит такие слова, и точно что осенило ее: «Сын мой, отдаю тебя Богу. Ступай и служи Ему».
Баязид покинул мать и ушел в Сирию и провел 30 лет в аскезе – подымаясь по лестнице совершенства. Он повстречал за это время сто тринадцать старцев суфиев, служил им и многому научился.
Праведная увертка
В год паломничества Баязида в Медину, святой город, на могилу Пророка, толпа паломников задумала сопровождать его, принимая это как особую благодать. А ему хотелось быть одному и не ставить себя между людьми и Богом, чтобы не почитали его, а только Бога.
Наутро он обратился с проповедью и неожиданно возгласил: «Воистину, аз есмь Аллах, несть Бога, кроме Меня, да поклонитесь Мне».
«Свихнулся – ум за разум – спутал!» – кому что на язык. Паломники отступили, а ему только того и надо. Они приняли за чистую монету, невдомек было, что Баязид произнес слова Аллаха.
Неведение
Рассказывают: Баязид, отправляясь в Медину, погрузил свои пожитки на молодого верблюда. Ему говорят: «Жестоко так мучить животное: нешто верблюжонку вынести на себе такую тяжесть?»
464
Баязид ничего не ответил, но когда упрек повторился, сказал:
«Эту ношу несет не верблюжонок, – посмотрите поближе».
Посмотрели и видят. Что же увидали? Груз на длину руки держался над горбом верблюда.
«Что за чудеса?»
Баязид сказал: «Открыть правду о себе – не поверите; открыть вам тайну – не поймете ее. Не придумаю, как мне и быть с вами».
Самоотречение
Когда Баязид возвратился на родину с своего паломничества, все население города вышло ему навстречу – оказать торжественный прием. Но он почувствовал, такая встреча возношение, отклонит его от Бога.
Толпа окружила его, и приставала к нему. Он вынул из кармана хлеб и принялся уписывать его демонстративно, а был этот месяц постный – Рамадан, и никто не ест от восхода и до самого заката солнца – когда белой нитки не отличить от черной.
Дерзкий поступок Баязида навел на мысль: конечно, он обратился в неверного – «кафира». И все отошли от него, порицая.
Он остался один и только под вечер пошел домой, где в слезах ждала его мать.
Откровение
Только теперь я понял, сказал Баязид, служение, которое я считал последним, было самым верным из всех служений: обрадовать мать. Все, что я искал в пути совершенства, я нашел в одну ночь у моей матери. Как-то среди ночи зимой мать покликала меня и попросила глоток воды. Я поднялся и пошел на кухню за водой, но в стакане воды не оказалось. Я за кувшин, и в кувшине – ничего. Я вышел на улицу и принес от источника. Когда вернулся, мать спала. И я стоял со стаканом в руке, пока мать не проснулась. Она пригубила и помолилась за меня. Тогда глаза мои прозрели.
В пламени
Чтоб соединиться с Богом, двенадцать лет я, как кузнец, раскалял мою душу в печи порыва к отречению. Я положил порыв на наковальню порицания и ковал молотом уединения, по-
465
ка не сделал его, как зеркало. И пять лет я полировал зеркало эликсиром молитвы, размышляя и служа, а потом целый год, дивясь, я рассматривал себя в этом отполированном зеркале. И тогда я увидел, какая оковывает меня цепь самодовольства, гордыни и превозношения. И еще пять лет я трудился, пока не порвал эту цепь: я понял, что до тех пор я не был настоящий правоверный. Я начал вглядываться в мое начисто вылощенное зеркало. В нем отражался весь мир. И узрел, что все люди мертвы. Я прочел над ними отходную. И в это мгновение я стал свободен от мира и от людей, и по благодати достиг спокойного единения с Богом.
Баязид покинул свой город ради паломничества в Мекку, но скоро вернулся.
«Что случилось? Ты нарушил обет?»
– А вот как: когда я был в дороге, предстал мне вооруженный воин с обнаженным мечом в руке и сказал: «Вернись домой, или тебе голову снесу. Чего ты оставил Бога в своем городе Бистаме и ищешь его в Мекке, ровно б можно его обрести только и только там!»
Не выдержал
Баязид чувствовал себя в «накате» – задумал прогуляться на кладбище, там всегда тихо. Кое-где среди могильных камней сидели старики и кротко вспоминали. Откуда ни возьмись – веселый малый, да и еще дернул. Он упивался святой игрой на арфе. Увидя шейха, его бедность и его печаль, ему захотелось развлечь его. Весь мир зазвучал игрой на его арфе. И даже когда музыкант чувствовал, какие вылетали звуковые безобразия, его еще пуще веселило, лицо его расходилось до ушей – улыбка раздирала губы. Он подскочил и, семеня перед шейхом, развертывал свое искусство. Баязид долго терпел, остановился и решительно произнес – слышно сквозь арфу:
– Прекрати!
Музыкант впал в раж и с последними звуками арфы треснул шейха по башке, и арфа – на куски.
На следующий день потерпевший от «изувера» получил деньги на покупку новой арфы и сластей – рахат-лукум, халва и фисташки к чаю, и письмо: Баязид просит простить, – не выдержал.
466
Музыканту стало не по себе. После чего, сейчас же, немедленно отправился в дом к шейху сказать спасибо. И сделался одним из самых верных учеников Баязида.
Легкомыслие
Спросили Баязида, кто был его главный учитель?
– Одна старуха, – сказал Баязид. – Однажды, в высшем восхищении, я вышел в поле. Встретилась мне старуха и просит донести до города куль муки, а в моем состоянии я не мог нести. Я взмахнул рукой – и появился лев. Я положил ему на гриву старухину муку и сказал: «неси в город». Потом я спросил старуху: «Как ты думаешь, кто я и что ты расскажешь в городе?»
Отвечала старуха: «А скажу я, что встретился мне жестокий и легкомысленный человек».
«Откуда мне сие?»
Она мне сказала: «Подумай-ка, лев создан Богом свободным, а ты его принудил таскать муку, и это жестоко. Кроме того, ты хочешь показать жителям города твои чудеса. Разве это не легкомыслие?»
Тут я узнал от старухиной муковки свою слабость и грех – низвергся и притих.
Собака открыла глаза
Случилось Баязиду на узкой дороге встретить толпу юношей. Откуда-то выбежала собака. Баязид посторонился. Кто-то из толпы спросил: почему он, царь суфиев, попятился перед собакой? – ведь Бог вознес человека выше всех тварей.
Баязид ответил: «Эта собака сказала мне: "О, Баязид, в первотворении мы не одно ли и то же? И чем я виновата, что Бог покрыл меня собачьей шкурой, и в чем твоя заслуга, что Бог короновал тебя царским венцом?" Эти слова побудили меня дать собаке пройти вперед».
* * *
Другой раз, во время прогулки, к Баязиду привязалась собака, вся в грязи. Баязид подобрал полу своего плаща – не запачкаться.
Но собака заговорила: «О, шейх, если я запачкаю твою одежду, тебе достаточно кувшина воды – вымыть, но нечистоту твоего сердца не смоет вода и семи морей!»
467
Баязид сказал: «И вправду – ты грязнуля, а я – разве душа моя чиста? Давай, будем друзьями, и из двух нечистых не получится ли чистое?»
А собака сказала, – она говорит по-своему, на собачьем, а Баязид перевел на персидский: «Собака не любит с тобой водиться. Собаку гонят в три шеи, а тебе всюду – здравствуйте, пожалуйста. О какой тут дружбе, я – собака. Какие у меня запасы – сухарик на обед, а на ужин – воспоминание, а у тебя – целый мешок пшеницы. Нет, нам с тобой не рука».
И воскликнул Баязид от всей души:
«О, Господи, собака считает недостойным ее сопровождать, откуда мне надеяться быть сопровождаемым Тобою!»
И возблагодарил Бога, что вразумил его через собаку.
3. ЗУН-НУН
Суфий египетский
Родина Зун-Нуна Египет. Имя одного из самых громких среди суфиев Х-го века: Басри месопотамский, Баязид персидский, Зун-Нун египетский. При жизни шла о нем слава: колдун. И удивлялись его образу жизни, все не по-людски, навыворот и наоборот. Жил в одиночестве и скрытно.
Обращение / Подвижник
Есть что-то глубоко оскорбительное для человеческой души: законы природы. Одни времена года чего стоят, а непрерывное мое «хочу»? Какое рабство, безвыходно.
Рано я это почувствовал и тогда же сказал себе: свое рабское «хочу» – не хочу.
Мне говорят: трудное это дело и не всякому на руку. И указали дорогу: живет праведник. Долго искал я подвижника и нашел, вижу: привязал себя человек к дереву и висит вниз головой.
«О, мое тело, я буду терзать тебя, пока ты не станешь мне послушным. Я стану свободный, когда заглушу в себе твой голос: "хочу"».
Меня поразила решимость этого человека, он услышал мое удивление: «Кто это? – спросил он, – кого я мог тронуть – мое раскаяние при бесчисленных моих пороках?»
468
«Мир тебе, – сказал я и подошел поближе, – объясни мне твой подвиг».
«Мое тело не повинуется моей воле, – страждет, а кто дает страданию овладеть душой, душа теряет силу сопротивляться соблазну».
Ответ подвижника и другие мои встречи открыли мне путь, но я еще не постиг: «Кто предался воле Божьей, о том Бог печется».
Слепая птица
Однажды, раздумывая: как возможно Богу заниматься делами твари? – я увидел на дереве птицу: глаза ее никуда не глядели – слепая. Кто – подумал я, – накормит и напоит ее, слепую?
А птица слетела наземь, копается клювом, – подковырнула зерно, червяков прихватила и снова поднялась на дерево – на старое место.
Слепая птица открыла мне глаза и укрепила мою веру. Так совершилось мое обращение.
Целитель
Бродил я как-то в горах и вижу у входа в пещеру толпа. Мне говорят: в пещере живет святой, раз в год выходит он к народу и дуновением своим и взглядом исцеляет больных. Нынче этот день. Я стал в отдалении и жду. И вот вышел из пещеры человек: маленький, худущий, впалые глаза, но такие – от взгляда душа содрогается.
Ласково он посмотрел на больных. Поднял глаза к небу и потом подул на страждущих, – и все исцелились: слабоногие подпрыгнули, слепые опустив руки, без поводыря пошли по дороге, немые громко затараторили – глухим не по ушам: затыкай пальцами, а бесноватые – тише воды, ниже травы.
Увидя все это, я бросился к святому, схватил его за полу.
«Ради Бога, ты исцелил телесные немощи – исцели мою душу!»
Святой остановился, взглянул на меня и сказал:
«Зун-Нун, дай мне уйти: Бог смотрит на нас. И когда Он увидит: ты умоляешь меня, вместо него, Он оставит тебя мне, а меня тебе, и мы оба тогда пропадем».
Сказал и ушел в пещеру.
469
Кольцо
Человек – животное всезнающее и чем меньше знает, тем больше прыти судить и все охаять, и не от дурна, а от дури.
К примеру – Хасан, добряк – но какую ерунду он рассказывает о суфиях.
Зун-Нун позвал его к себе: «вот тебе кольцо, и что тебе за него дадут – то твое».
Болтун взял кольцо и пошел на базар и скоро идет назад:
«Нате, говорит, ваше кольцо, ни одного динара за него не дают: и золото не золотое и камень цветное стеклышко».
«А ты ступай к ювелирам, – что разумные скажут?»
Хасан пошел и скоро вернулся: «Тысячу динаров мне дали за твое кольцо».
«Твои слова, твоя болтовня о суфиях то же, что мнение базара: торговцы не хотели дать и динара, а ювелир, без всяких, по одному взгляду предложил тысячу динаров».
Юноше стало очень стыдно, и он оставил всезнайство.
Колдовство
Меня обвинили перед халифом Аль-Мутавакилем в колдовстве.
И вели к нему в оковах, а был знойный день; вижу – водоноша. Я попросил напиться, и он мне налил полный стакан. Но когда мой спутник хотел заплатить ему – водоноша сказал:
«Ты арестован, в кандалах, и на чужбине, как же я могу взять с тебя плату?»
С тех пор я понял и стал различать совесть.
В Багдаде меня ввели во двор халифа: я был поражен роскошью, – толпы слуг, – меня охватила тоска и я потерялся.
Ко мне подошла старая служанка:
«Ты – бренное тело, чего ты боишься? – сказала она, – ведь и ты и тот, перед кем тебя поставили, – вы оба рабы Божьи. И, если не воля Божья, что может сделать раб другому рабу?»
Зун-Нуна ввергли в темницу. И спустя сорок дней он был приведен перед халифом Аль-Мутавакилем – дать ответ в своем колдовстве.
Зун-Нун так изложил учение суфиев, что обвороженный халиф просил простить его, отпустил его на волю с почетом вернуться на родину в Египет.
470
4. ЖЕЛВЬ И УТКИ
Помню – в затоне, где чистая отражена как зеркало вода, а на вкус как источник жизни, напоминает родник – живую воду, жили две утки и желвь. Жили они по соседству в дружбе, как в одном доме, мирно.
Приятна жизнь в кругу друзей,
Мгновение – об руку с любимым другом.
Но вдруг судьба, ее жестокая десница стала бить по ногтю их устоя. И в зеркале завтрашнего дня отразилась разлука.
Где такое наслаждение, которое не обнаружила б судьба?
Приятно вино из чаши с друзьями,
Но приходит потом горечь похмелия, разлука.
Вода, основа их жизни и источник корма, стала убывать и зацвела. Убедившись в опасной перемене, утки решили покинуть родные места.
Странствовать не легкое дело,
но лучше домашнего гнета.
С надорванным сердцем, глазами, полными слез, утки пришли к желви прощаться.
Разлучница – черный глаз,
как выразить его злодеяние?
Желвь горько зарыдала: «Разлука, что вы говорите? Как могу жить без верных друзей?»
Жизнь без тебя называется смерть!
Как пережить мне тяжесть разлуки –
при одной мысли я никну как плакучая ива.
Говорят утки желви: «И наше сердце разрывается от печали – необходимости расставаться. Но мы не можем жить без воды и вынуждены улететь».
Кто по своему желанию покинет райский сад?
Говорила желвь: «О друзья мои, какая мне жизнь без воды, труднее, чем вам. Не оставляйте меня одиноку в безводье, возьмите меня с собой!»
471
Ты ведь моя душа, а хочешь улететь?
Что будет с телом без души?
Говорили утки: «Нам тоже больно без тебя. Где бы нам не довелось жить на приволье, все думали б только о тебе. Но как быть, нам по земле ходить не ладно, а ты ведь не можешь летать».
Сказала желвь: «Как тут быть, рассудите вы – а мне разбитое сердце разлукой – и ума не приложу».
Удивились утки: «О, дорогой друг, за все время нашего соседства ты отличалась разумом и силой воли, но согласишься ли ты на нашу затею?» Желвь говорит: «Как могу я не согласиться, раз вы мне желаете добра?»
Я дал слово быть верным уговору,
не стану нарушать согласия.
Прокрякали утки в ответ: «Наш уговор: когда мы тебя возьмем и подымемся под облака, ты не станешь возражать – и чтобы ни говорили люди, не обращай внимания ни на дурное, ни на хорошее». Желвь согласилась: «Я буду послушна вам и наложу печать молчания на мои уста». Принесли утки ветку, желвь вклюнулась в ветку, и утки полетели.
Поднявшись высоко, летели они над деревней. Народ высыпал смотреть и диву давались. Кричали: «Смотрите, утки несут на ветке желвь. И когда это было видано?» Шумели люди, глазам не верят. Желвь молчит, но скоро чаша ее рвения закипела и воскликнула желвь: «Пусть ослепнет невера!»
И только что желвь раскрыла рот, как тотчас упала на землю. И кричали утки.
Доброжелатели дают совет –
Счастлив тот, кто слушается.
Я желаю тебе добра, но на что тебе совет,
раз ты, несчастный, не слушаешь меня.
5. ХАЛИФАТ И ИМАМАТ
Предисловие
По мусульманской доктрине, исповедуемой суннитами, калиф – наместник Аллаха на земле. После упразднения Халифата в Турции Ислам лишен этого главенства.
472
Шииты не признают халифов и создали свою теорию преемства верховной власти Ислама в лице Алия.
Последний Имам Махди скрылся, и шииты верят, что он не помер, а в свое время появится на земле.
В 80-х годах прежнего века было восстание в английском Судане, во главе которого стояло лицо, называвшее себя: Махдием, – «безумный Мулла».
Шиитские теории Имамата находятся в исторической связи с понятием о «Саошианте» – Мессии в религии Зороастра (исповедание персов до Ислама – 7-й век).
Персы, обращенные в Ислам, сохранили много из своих прежних верований, и правоверные последователи Ислама их считают еретиками.
Первые четыре халифа по выборному началу – обычай бедуинов, были: Абу Бакр (632–634), Омар (634–644), Осман (644–656), Али (656–661).
Раскол вспыхнул после смерти Пророка (632 г.), когда власть перешла к тестю Пророка Абу Бакру вместо Али.
По мнению шиитских богословов, халифом может быть человек без греха и неспособный к греховным деяниям. Догмат шиитского вероучения – предвечное сотворение Али.
Пророк говорит, по словам шиитов:
«Всевышний сотворил Меня, Али, Фатиму,
Хасана и Хуссейна до сотворения Адама,
когда еще не было ни небес, ни земли,
ни света, ни тьмы, ни солнца, ни месяца,
ни рая, ни суда».
После смерти Омара, убит, Халифат предложен был Алию с условием признать Коран и предание согласно толкованию суннитов. Алий не согласился, халифом был избран Осман, убит в 35-м году (хиджры), на халифский престол вступил Али.
После Али – избран его сын Хасан, но Хасан отказался, и халифом сделался полководец Муавия. После смерти Муавия стал халифом его сын Иезид.
Шииты признают имамами 12 лиц: Али, Хасана, Хуссейна, Али, Зейн-Упь-Абидина, Мухаммеда Бакира, Джафара Садэга, Мусу Казима, Али Риза, Мухаммед<а> Токи, Али Наки, Хасана Аскери и Мухаммеда Махди.
473
«У шиитов месяц мухаррем – первые десять дней посвящены памяти имама Хуссейна и его семьи (в 61-м году хиджры), погибших в Кербеле, в сражении с войском Иезида.
На всех больших улицах воздвигаются черные палатки, в которых особые чтецы (рузе–ханы) рассказывают в трогательных словах историю, разыгравшуюся в Кербеле. Кроме того, в специальных зданиях, так называемых «тэкье», ежедневно разыгрываются на ту же тему мистерии «тазийе», что значит «оплакивание».
Когда на сцене идет печальная драма, рыданья слышатся со всех сторон, зрители бьют себя в грудь и рвут на себе одежды».
Имамы
Джафар Садэг
(700–765)
Джафар-ибн-Мохаммед – шестой Имам у шиитов.
Шииты считают Али первым преемником Пророка (632 г.), все же другие халифы — узурпаторы.
Одиннадцать потомков Али называются имамами. Одиннадцатый, последний – Мохаммед Махди, по преданию, не умер, а скрылся в конце 8-го века (в 260 г. хиджры), под Багдадом.
Шииты верят, что Мохаммед Махди жив и в свой срок явится предъявить права на верховное главенство в мусульманском мире.
Джафар Садэг (правдивый) – шестой из одиннадцати имамов. По числу 12 шииты «двунадесятники» (12 – считая первым Али, остальные 11).
Джафар Садэг – из семьи Пророка и унаследовал знание и достоинство своего деда Али. Шииты называют Али – «князь правоверных».
Имамы
Садэг («Правдивый»)
Джафар Садэг – «хранитель тайн Аллаха». Единственный из потомков Пророка. Он понимает сокровенное Ислама, и никто из современников – богословов и ученых – не был способен усвоить от него тайны.
474
– Вот где, – Джафар указал на свою грудь, – хранится знание, и как хотел бы я найти, кто мог бы принять сокровище.
Слышали однажды, как Джафар Садэг сказал:
– О, сын мой, старайся уяснить тайное знание. Оно много плодотворнее, нежели ты думаешь. О, сын мой, знакомясь с поверхностным учением и пренебрегая постижением внутреннего смысла, ты сам того не зная, утеряешь свою жизнь. Знай, однако, тайный смысл – дар Бога, а не приобретение. – Аллах дарует тому, кто всем сердцем стремится.
Халиф Мансур
Джафар Садэг был главою магометанских тайновидцев. Ему все верили и считались с его мнением. Не было равного ему в толковании символов и тайн Корана. Его современники получали от него знания, вдохновлялись. Он не вмешивался в политику, но халифы не доверяли ему: происхождение из рода Пророка давало ему право на главенство среди правоверных – звание халифа. У народа Джафар Садэг пользовался большим почетом.
Халиф Мансур приказал своему визирю привести Садэга, решив его погубить.
– Джафар Садэг отрекся от мира, – сказал смущенный визирь, – находится в уединении, вдали от людей и живет только молитвами Аллаху.
Но халиф, не слушая, настаивал на своем решении. И визирь пошел за Джафаром.
Лишь только визирь удалился, халиф приказал слугам убить Джафара: «Когда при появлении Садэга я прикоснусь к моей чалме».
А когда визирь появился, ведя за собой Садэга, Мансур вдруг поднялся, приблизился к Джафару и просит занять место на троне. Сам же опустился на землю у трона и просит Садэга открыть ему его желание.
Садэг сказал:
– Хотел бы я, чтобы ты не звал меня, и я спокойно мог бы служить моему Господу Богу.
Мансур приказал отвести Джафара обратно домой.
Когда халиф остался один, визирь спросил его:
– Что случилось, ты изменил свое решение?
475
– Когда Джафар вошел, – сказал Мансур, – моим глазам предстало видение: около Джафара появился дракон, грозя поглотить меня с моим троном. Страх вывернул меня, и я потерял голову, не зная, что делать. Я поднялся и попросил занять мое место.
Рабы
Джафар Садэг призвал своих рабов:
– Обещаем друг другу, – сказал он, – кто из нас в день Последнего Суда будет спасен, пусть поможет другим.
– Потомок Пророка, тебе ли нуждаться в нашей помощи?
Твой дед в первый же день явится спасти весь мир.
– Я стыжусь моих поступков, – возразил Садэг, – и не посмею взглянуть в глаза моего деда.
Так слуги Божьи обращались со своими рабами.
Ожог
Один из рабов Садэга принес после вечери горячей воды для омовения рук. Вода была так горяча – Садэг ошпарил пальцы и, содрогнувшись, отдернул руку.
Раб от смущения содрогнулся не менее Садэга и, не зная, чем выразить свою вину и испросить прощение, он произнес стих из Корана:
Аллах любит тех, кто сдерживает свою злобу,
И тех, кто прощает людям,
И тех, кто выражает великодушие.
На каждую строку Садэг ответил:
– Я не чувствую никакой злобы.
– Я прощаю тебя.
– Отпускаю тебя на волю.
И возблагодарил Садэг Бога:
– Какие пустяки – обжегся! – пробудили великодушие.
Гордость
Сказали однажды Садэгу:
– Ты награжден всеми добродетелями и полон величия – ты свет очей в роду Пророка. Но ты уж очень горд.
Отвечал Садэг:
– Я совсем не горд. Это гордость Аллаха: Аллах занял вместо моей гордости, которую я победил в себе.
476
Мудрец
– Кто есть мудрец? – спросил Садэг ученейшего богослова Абу Ханифу.
Абу Ханифа сказал:
– Тот мудр, кто умеет отличить доброе от злого.
– Какая же это мудрость? – заметил Садэг. – Эта способность есть и у животных.
– Так кто же по-твоему самый мудрый?
Садэг ответил:
– Тот мудр, кто может различить два добра и два зла: и выберет лучшее добро из двух и меньшее из двух зло.
Дар
Какой-то потерял на дороге сумку, а в ней деньги.
– Не иначе, как Садэг присвоил, – утверждал потерявший сумку, лично он не знал Садэга, а только по слухам – бродячий.
Садэг спросил его:
– А сколько было в сумке?
– Тысяча драхм.
Садэг привел к себе потерявшего и дал ему тысячу драхм.
Спустя несколько дней обвинявший Садэга нашел свои деньги и принес Садэгу:
– Возьмите ваши, я нашел сумку. Садэг сказал:
– Мы, сыны из рода Пророка, не берем обратно, что однажды дали.
Бедняк и богач
Садэга спросили: Кто, по его мнению, лучше: терпеливый бедняк или благодарный богач?
Садэг ответил:
– Терпеливый бедняк лучше: сердце богача льнет к кошельку, а сердце бедняка к Богу.
От слов Садэга
– Мои внутренние глаза раскрываются, когда меня обличают.
– Не советую тебе водиться:
477
– Избегай лгуна – правды не найдешь, всегда будешь обманут;
– То же и гордый человек, в решительный час тебя покинет;
– Не лучше и дурак: «услужливый дурак опаснее врага»;
– Не очень-то полагайся на легкомысленного – оставить в нужде такому ничего не стоит;
– Бессовестность – в грош не поставит посул, ни слово, продаст;
– Тот грех, что начинается со страха и кончается прощением, приближает человека к Богу.
Спросили Имама:
– Как может Имам, потомок Мохаммеда, судить о мирских делах, не принимая участия в жизни?
Садэг ответил:
– Богом дано пророку пять душ:
– Животная душа – ею Он движется;
– Сердечная душа – с нею Он обладает устремлением и способен на борьбу;
– Душа страждущая, по воле которой Он живет: алчет и жаждет;
– Душа верующая, она помогает убеждать и направлять;
– Душа святая, с ней Он выполняет пророческое призвание.
– После смерти первые четыре пропадают или растворяются. А святая душа не может ни пропасть, ни раствориться и лишена честолюбия и переходит на Имама. И Имам, подобно Пророку, дает во всем отчет.
Бишр Хафи
Бишр Хафи родился в Мервском оазисе в 767 году, жил в Багдаде.
Жизнь его была не совсем так – завсегдатай багдадских кабаков.
Обращение его к Аллаху совершилось в кабацком угаре.
Пропив сапоги, босой, не помня себя, кренделил он беспутно домой. На всю жизнь в память своего чудесного обращения решился остаться босоногим.
478
Обращение
Было дело так: поздно вечером, вдребезги пьяный, идет он и видит на дороге лоскуток бумаги, поднял грамотку и читает:
– Б-исми-лляхи-ар-рахман, ар-рахим – «во имя Аллаха: милосердного, милостивого...» (такими словами начинаются все главы Корана).
Бишр достал пузырек духов, окропил находку и с благоговением, как святыню, понес домой.
И в ту же ночь одному благочестивому человеку приснился сон: слышит голос: «Ступай к Бишру и скажи слова Корана», повторил написанное на лоскутке:
«...Ты очистил наше имя, так и мы очищаем тебя;
Ты превознес наше имя, так и мы превознесем твое;
Ты сделал наше имя благоуханным, так и мы сделаем тебя».
Человек проснулся и раздумался: «Что-то неладно. Бишр беспутный, пьяница, сон не о нем, так ли я понял?»
Поднялся, совершил омовение, проговорил молитву и снова неожиданно заснул.
И снится ему тот же сон. И третий раз тоже.
Когда настал день, человек пошел искать Бишра.
В одном из кабаков он наткнулся на пьянчужку: Бишр валялся под скамейкой мертвецки пьяный.
– Оставь его, какой может быть разговор, посмотри, пьян, как стелька, мычит.
Но человек просит кабатчика:
– Скажи ему, есть до него важное слово.
– Чье слово? – пролепетал Бишр.
И был поражен, узнав: слово Божье.
Тотчас поднялся и, обратившись к собутыльникам, твердо сказал: «Други мои, я призван и должен уйти. Никогда больше вы здесь не увидите меня!» Так и было. Раскаяние очистило душу и он достиг благочестия.
Ахмед Ханбал
Для Бишра весь мир казался озарен сиянием Аллаха. Ахмед Ханбал, первый из ученых-богословов и юристов, часто посещал Бишра и испытывал его в Боге.
Учеником Ахмеда было вдиву, как это возможно: Ахмед, первый в науке Ислама, советуется с безграмотным.
479
Ахмед отвечал:
– Да, я в науке – минарет, но в познании Бога Бишр превосходит.
Бесподобный
Бессмертный пророк Эльяс (Илья) Аль-Хидр (Земной), когда его спросили: кем он считает богослова Шафия, ответил:
– Шафия – один из столпов Ислама. – А Ахмед Ханбал? – Ахмед Ханбал – один из знающих правду. – А Бишр Хафи? – Бишр Хафи – ему нет подобного.
Побежденное желание
Бишра упрекали: «Ты знаешь много изречений Мохаммеда, почему же ты таишь их?»
– В моем сердце сильное желание сообщить вам и я не могу победить это желание. Но я возвещу вам о них, как только превозмогу, – ответил Бишр.
Образец поведения
Говорили Бишру:
– Багдад погряз в мирской суете, и все, чем питаются багдадские жители, создано и собрано неправедно и бесчестно, как же ты этим питаешься?
Бишр сказал:
– Я ем то же, что и вы, пью то же, что и вы.
– А скажи: благодаря каким добродетелям ты достиг своего состояния?
Бишр отвечал:
– Откусываю куски меньше ваших, протягивая руку короче вашей.
Понять было так: довольствоваться малым, воздерживаться и быть честным.
Ответы
Его тянуло на мясное, но денег у него никогда не водилось, и он невольно воздерживался. Однажды зимой его застали: сидит в комнате голый и дрожит.
– Зачем же ты сам себя мучаешь?
480
– Я думал о бедных людях, – отвечал Бишр, – которые страждут от холода, и у меня нет ничего, чтобы помочь им. Вот и снял одежду, мерзну, чтобы, имея их мысли, равняться с ними.
– Почему ты не порицаешь великих мира сего, виновных в стольких жестокостях?
Бишр ответил:
– Имя Аллаха я ставлю слишком высоко, чтобы произносить его перед теми, кто Его не хочет знать.
Чудесный коврик
Рассказывает Ахмед-ибн-Ибрагим:
– Бишр поручил мне пойти к Маруфу, живет на том берегу Тигра, и сказать, что придет к нему после молитвы. Я исполнил поручение, но Бишр так запоздал – не было лодок для переправы. Очень меня забеспокоило: был поздний вечер. И вижу, наконец-то, Бишр появился и, не видя лодок, кинул свой молитвенный коврик на воду и так переправился на другой берег. До утренней зари Бишр оставался с Маруфом и таким же путем, на коврике, вернулся. Я бросился к его ногам, прося помолиться обо мне. Бишр помолился и просил меня не говорить об его тайне. До самой его кончины – я молчал.
Паломничество
Пришел к Бишру один человек, просит совета: у него две тысячи серебра и он хочет совершить паломничество в Мекку.
Бишр сказал:
– Если ты затеял паломничеством ублажить Господа, ступай и уплати долг должника, или дай деньги неустроенному, или тому, у кого на руках большая семья. Один такой поступок, которым ты порадуешь чье-нибудь сердце, несравненно выше всяких паломничеств.
Доброта
Незадолго до смерти Бишра пришел к нему человек и жаловался на свою нужду. Бишр снял с себя рубашку и подал человеку. Лег, прикрылся тряпьем и помер.
После его смерти видели его во сне, спрашивали:
– Как поступил с тобой Бог?
481
– Бог укорял: – Чего, – говорит, – ты, несчастный Бишр, всю жизнь боялся меня? Разве ты не знал, что доброта одно из моих качеств.
Изречения
Из изречений Бишра:
1) Странствуйте постоянно: вода, что течет, остается свежей, чистой и прозрачной;
2) Кто стремится, чтобы люди почитали его, тот не знает благодати божественной любви;
3) Три поступка самые трудные: быть щедрым, испытывая нужду; обладая властью, воздерживаться; говорить прямо перед тем, кто внушает страх;
4) Пока твой враг тебя боится, ты не достигнул совершенства.
482