ТРИ СЕРПА. МОСКОВСКИЕ ЛЮБИМЫЕ ЛЕГЕНДЫ. ТОМ II
В мир
Безвестность ‒
ходить среди чужих чужим, и ты можешь смотреть, не жди: на тебя не взглянут. В «общем порядке» ты войдешь, куда всех пускают, и в толчее тебе не уступят место ‒ «никаких исключений»! Ты со всеми и как все ‒ всё это безымянное ‒ толпа. Никто при встрече с тобой не будет пыжиться умником и стараться говорить по-умному, чтобы ты не открыл, что перед тобою дурак, да и сам ты ничего из себя не будешь корчить. С тобой заговорят, как со всеми, а скорее не заговорят: «с чего?» На тебя не будут глядеть ни с похвалой, ни с завистью, ни со злобой, и не заискивая. Ни в ком ты не пробудишь злого чувства, разве что под сердитую руку, а если вызовешь доброе ‒ это ничего: может, пожалеют, как бездомного, как странника. Но какая свобода: ходи, как все, смотри, и ‒ слушать! И никакого соблазна для других.
Безмолвие ‒
что может быть выше слова, и как легки и пусты слова! При встречах слово закрывает душу ‒ набор лживых «вежливых» слов плотнее всякой пробки. И отрава ‒ обольщающее «постараюсь», и яд ‒ безответственное «обещаю». А мигающий свет поверхностного слова ‒ сорная трава ‒ осадок. И как же быть слову, как пробиться через все загородки и сквозь эту муть? Слово есть выражение мысли, но самая мысль во власти слов ‒ кос и серпов, этих трамбующих колес и плющащих прессов.
261
Сказать «в голоде» ‒ так и только так в посте безмолвия рождается слово.
Бедность ‒
вот что раскрывает душу ‒ вот кто ведет по всем ступеням креста! Бедность ‒ это дар, как и богатство, ‒ крестный дар со жгучим отчаянием, покинутостью, унижением и взлетом мечты. Нет, мечта о «счастье всего человечества» не от пустого брюха, не от оборванных штанов, не от зависти, не от жадности, а от пригвожденного «распятого» сердца. Когда вся утроба выворачивается и кулак над тобой (жизнь ‒ это стукотня!), ты всё увидишь: все закоулки, всё поддонное человеческих измыслей.
Молитва ‒
от молитвы мытаря до молитв молитвенника, от нечаянных вскриков радости и горестных причитаний до лестовочных, положенных по Потребнику, слов, от пятерни ‒ «щепоти» и наспех «счета пуговиц» до уставных поклонов и метаний, от ангельского аллилуйя, человеческой песни и звериного рыка до благоуханного безмолвия трав и цветов ‒ этих звезд на земле! ‒ одни и те же единственные нити с тем, что над и во всем: и слабые человеческие руки, как стебли, подымаются звездами в небеса, и человеческий немощный дух становится громовой волей и могучим сердцем ‒
262