ТРИ СЕРПА. МОСКОВСКИЕ ЛЮБИМЫЕ ЛЕГЕНДЫ. ТОМ II

Ударение

Память Никейского собора: Символ веры ‒ «Верую» передается из поколения в поколение, заучивается до всяких уроков Закона Божьего и потом повторяется автоматически, как «Отче наш», «Троица» и «Богородица». И еще осталось два имени: Арий и Николай. ‒ Арий, признавая Христа совершеннейшим человеком, отвергал Его божественность, и Николай, утвердивший Христа неразделимо в св. Троице. А про отцов собора, которые там орудовали и составляли деяния, никогда ничего не говорится; словно бы их и не было, а знают одни спецы, да и те спорят.

 

*        *

*

 

В правоверной Ликин, которой не коснулась ересь, главный интерес не к «Символу веры», а к «действию с Арием»: было ли на самом деле «ударение», или это для наглядности пущено ‒ «из ревности к вере святитель Ария по щеке хлопнул»?

«Полоумный» чтец Кузьма из Каркавы, не вдаваясь ни в какие рассуждения и догадки ‒ ведь появлялись и такие фрукты, которые уверяли, что святителя и на соборе-то не было, не присутствовал! ‒ Кузьма ссылался на Андрея Критского, на то ме-

295

---

сто из его Слова, которое послужило основанием для рассказов об оплеухе:

‒ «Решительной рукой схватив меч веры, ‒ громогласно читал Кузьма, ‒ он нанес Арию удар, до корня вырвав его из сообщества Савеллия».

Какия же еще рассуждения и догадки: ясно, не оплеуха, а «меч веры».

Но против Кузьмы выступил небезызвестный Урс из Патары, переменивший профессию «информатора» на обезьянщика: он был в то время со своей Зузу в Никее и всё видел собственными глазами. Урс, как очевидец, рассказывал с такими подробностями, нельзя было не поверить, и от Кузьмы понемногу отходили.

И уж не находя слушателей, Кузьма в одиночку решительно взывал, повторяя из Слова:

‒ «Решительной рукой схватив меч веры, он нанес Арию удар, до корня вырвав его из сообщества Савеллия!».

‒ На святителе помешался! ‒ говорили благочестивые люди, отходя от Кузьмы подальше: не ровен час ‒ звезданет!

Урс же появлялся всюду, и все его слушали. Сначала он свою Зузу пустит:

 

Il grimpe la nuit,

il grimpe le jou(r)

ѵоісі le petit singe

Zou-Zou*.

 

покрутится обезьянка, повертится, лапочкой сделает приветствие, вспрыгнет на плечо хозяина, пройдет раскорякой и засядет на плече, умная, сидит, смотрит. Тут начинается урсова никейская повесть.

И уж около Урса завязывался спор.

Такие, как «самоубийца» Зинон из Кастелля, которому теперь принадлежали все кастелльские виноградники, именно за этот поступок и уважали святителя: в оплеухе они видели по-

 

* Она взбирается ночью,

               Она взбирается днем,

               Вот маленькая обезьяна

            Зу-Зу (фр.).

296

хвальный волевой акт ‒ «правило веры» ‒ пример непримиримости и активной борьбы:

‒ Святитель безо всяких просто треснул мерзавца!

Другие же, как пастух Павел из Кробы, «обтененный демоном», приняли эту оплеуху как факт осудительный, как выражение очень человеческого, свойственного простому человеку: «святитель погорячился».

‒ Святитель, ‒ говорит Павел, ‒ дерзнул рукой на Ария безумного: святителям не подобает рукою дерзку быть: в законе пишется: не убий! ‒ а он убил рукою Ария треклятого.

Но как те, что шли за Зиноном, так и его противники, шедшие за Павлом, в одном сходились, ‒ это на последствии оплеухи: «святителя посадили в тюрьму и разжаловали!» И это несчастье делало его еще популярнее и еще ближе человеческому сердцу.

Il grimpe la nuit,

il grimpe le jou(r)

ѵоісі le petit singe

Zou-Zou.

слышался голос Урса на другом конце, и там собирается толпа.

И после обезьяньих всяких проделок Урс начинает Никейскую повесть.

‒ Движимый божественной ревностью, ‒ рассказывал Урс, ‒ поднялся он и дал такую затрещину Арию, от которой тот весь содрогнулся. И за это сорвали с него омофор и, как нарушителя закона ‒ «ударил в присутствии царя!» ‒ вывели. И бив, бросили в темницу!

Но этого мало, по словам Урса, ‒ видел собственными глазами‒ариане с зажженными свечами ворвались в тюрьму и святителю спалили бороду.

‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒

Избитый, с выжженной бородой очнулся Николай в темной крысиной камере старинной башни. Он не чувствовал боли ни от ударов, ни от ожогов, только на сердце саднило: Арий неотступно стоял, и в его умных пытливых глазах светилась гордость и сожаление: «я ‒ человек!»

«Как же он теперь вернется и чему научит?» «Человек есть храм Божий, и дух Божий живет в нем!», ‒ как же это ‒ храм и...?»

297

И он утерся рукой, как крыса, ошпаренная кипятком, как человек, на которого плюнули, как человек, на которого ‒ которому от себя уйти некуда. Он утерся рукой, боясь раскрыть глаза, пронизанный насквозь непомерной жалостью:

«Господи, что я наделал!».

‒ ‒ ‒

И вдруг тихий голубь-свет озарил камеру. И из голуби-света он видит: Христос и Богородица.

И Христос ‒ и судия, и благостный ‒ спросил его:

«Николай, почему ты заключен?».

И Николай ответил Христу:

«Из-за великой любви к Тебе».

И говорит ему Христос:

«Возьми сие!».

И дал ему евангелие.

А Богородица дала ему святительский омофор.

Урс и еще рассказывал, но уж это со слов венецианца Петра Наталибуса, сам он не видел.

«Наутро по повелению императора Константина Николай был освобожден из тюрьмы, и когда простым священником без митры и паллия он служил мессу Богородице, вот на глазах у всех приблизились к нему два ангела, и один возвратил ему митру, другой ‒ паллий».

‒ А к концу обедни, ‒ добавлял от себя Урс, ‒ борода внезапно опять вся выросла чудесным образом.

‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒ ‒

И когда вышел он из церкви, отслужив обедню, народ последовал за ним. Далеко за заставу провожали его. И, благословив, он пошел по дороге один с посохом ‒ странник.

Два дня шел, но не в Миры, другою дорогой. Подойдя к Хонэ ‒ в Хонэ большая святыня храм архангела Михаила и всегда много паломников ‒ видит ‒ на берегу народ: чего-то ждут. Подошел поближе. А ему говорят:

«Переправы, дедушка, нет: река разлилась, очень бурная».

«Пропустите, ‒ говорит, ‒ хоть посмотреть».

«Да ты и близко не подойдешь: с ног собьет».

И всё-таки дали старику дорогу ‒ всё равно, не за хлебом очередь.

298

А он подошел к самому берегу и, ознаменовав реку, поднял посох и трижды ударил по волне ‒ ‒ ‒ как голуби, воркуя, разбежались волны: одни по, другие против ‒ и открылось дно.

На дне бурно текла вода, а по сторонам две стены: зеленое стекло.

И он первый ступил на дно, ‒ а за ним народ.

И когда все перешли на другой берег, он, снова ознаменовав, трижды ударил посохом:

«Плыви, река, как тебе положено!»

И стены с шумом растаяли, и река пошла.

И весь народ ‒ все видели! ‒ войдя в храм архангела, прославили Архангела, силою которого странник «разделил» воду.

299