В жаркое лето, какое бывает только здесь, улицы вечерами пустеют, ‒ все разъехались, кто на море, кто в горы, но, конечно, еще больше просто прячутся после знойного дня в какой-нибудь запыленный, продушенный автомобилем сад или у ворот толчется. Развлечения всегда беднее и музыка что полегче. После заката особенно тяжелый воздух, точно везде одна пекарня и липкие руки.
Архиепископ, незадолго до своей смерти, приехал побывать в родной город.
Вечером ‒ такой вот после зноя! ‒ шел он по набережной к Нотр-Дам. У моста перед ним ‒ неизвестно куда двое детей, и как они шли и глядели, видно было: бродячие и дом их ‒ хорошо еще лето ‒ под мостом.
Архиепископ догнал их: это были совсем маленькие, брат и сестра, ничего толком не понимают. Из расспросов выяснилось: ни отца, ни матери ‒ «отца вообще у них никогда не было», а мать померла.
‒ Кто же ваша мама?
‒ Крокодил, ‒ ответили оба.
И это «крокодил» совсем сурьезно, не в смех, а чего-то путали: или это прозвище матери?
‒ Крокодил!
Дичились, но понемногу привыкли: болтали наперебой и о себе, и о соседях словами улицы, где когда-то жили, непонятными в соседнем квартале.