ТРИ СЕРПА. МОСКОВСКИЕ ЛЮБИМЫЕ ЛЕГЕНДЫ. ТОМ II
Чудотворец
Архиепископ мирликийский Николай сразу же заявил себя как действительно избранный среди людей. Не злопамятен и всех милующий ‒ и уж где бы он ни появился, с ним всегда мир: обо всем расскажешь и всё попросить можно; и чудеса ‒ чудотворец.
Одна женщина ‒ мирская ‒ привела в церковь к обедне своего немого сына двенадцати лет; про нее говорили, что она одержима демоном, оттого ее сын немой родился. Когда кончилась обедня, Николай велел привести в алтарь немого, и когда привели его, он поставил мальчика рядом с собой, открыл ему рот и, дунув, сказал: «Узел твоего языка да будет развязан, ты
265
будешь говорить чисто!» И при последних словах мальчик крикнул: «мама!» ‒ ‒ Кузьма, чтец из Каркавы, по прозвищу «полоумный», его привели в церковь два человека: «зачитался» и очень буйствовал и в буйстве обыкновенно возносился, называя себя именами великих людей, и что он всех перещеголяет; Николай поставил его в алтаре и всю службу не отпускал от себя, а после обедни Кузьма вышел из алтаря тихий. ‒ ‒ Пастух Павел из Крабы ‒ этот сам пришел, Кузьма посоветовал ‒ пастух жаловался, что «обтенился демоном» и в голову ему лезут всякие неподходящие мысли, и которая засядет, топором ее не вырубишь; Николай, обняв его голову, стал молиться, пастух с криком упал, но Николай продолжал молиться и до тех пор молился, пока Павел не поднялся проясненный. ‒ ‒ Зинон из Кастелля пришел с провожатым, тихий, его называли «самоубийца»; Николай занимался посадкой винограда, увидя Зинона, он дал ему мотыку и велел работать; весь день трудился «самоубийца» и вечером пришел домой, не узнать: говорит ‒ «свой виноградник заведу, очень это дело интересное!» ‒ ‒ Принес ли связанного Пирра из Андроник, Николай велел его развязать, но провожатые отказались: «убежит, говорят, не словим!» ‒ Николай взял масла и ознаменовал его, и буйный вдруг затих, развязали, и он спокойно вышел. ‒ ‒ Родители принесли из деревни Дамасей дочь Кириаку: высохла ‒ «семь лет без движения, а ничего не болит!» ‒ и ее он тоже помазал маслом, и она зашевелилась. ‒ ‒ Из Симбола пришли муж с женой: «всем, ‒ говорят, ‒ довольны, тридцать лет живем мирно, ни разу не побранились, одно горе: детьми не благословил Бог!» ‒ Николай соединил их руки и помолился, и на другой год они опять пришли, и дитё с ними ‒ окрестили мальчика Николаем.
И много еще рассказывалось всяких чудесных историй. Вот почему у всех большой интерес был к его жизни ‒ к его прошлому: какой он был, когда был маленький, как он рос, учился и сделался священником.
* *
*
Родился Николай в Трагалоссе ‒ там храм во имя архангела Михаила.
«Архангел Михаил, ‒ говорили, ‒ его ангел-хранитель, и силою его он творит чудеса!»
266
О его рождении было открыто архимандриту Ивановского монастыря в Акализосе старцу Савватию, духовным сыном которого и учеником был дядя Николая, тоже Николай. Рождение его совпало с закладкой храма св. Сиона в Фарроа. (Трагалосс, Акализос и Фарроа ‒ нагорные селения к северу от Мир). Когда он родился, положили его мыть в корыто, и он без всякой помощи встал на ноги и ‒ «держался два часа». А некоторые уверяли, что «не два, а три», и случилось это при крещении. Родители сейчас же послали в Фарроа сказать дяде и старцу Савватию о чудесном ребенке. И старец Савватий сказал:
«Слава тебе, Боже, что родился и нам истинный раб Божий!»
Николай был единственный сын ‒ «вымоленный»: Епифаний и Нонна, родители его, были не молодые. Избранность его сказалась с первых же дней: грудным он принимал только правую грудь матери, в постные дни ‒ по середам и пятницам ‒ один раз вечером в часы, положенные по уставу.
Когда ему было три года, с ним самим совершилось чудо: был он с матерью на стройке храма в Фарроа, и, когда бегал среди лесов, стена обрушилась и его завалило камнем; мать в отчаянии звала на помощь ‒ сбежались рабочие, но всем было ясно, что ничего не поправишь: завалило насмерть!
«И вот, ‒ рассказывали, ‒ на глазах у всех камни сами начали расступаться, и ребенок вышел невредим».
По смерти старца Савватия архимандритом Акализосского монастыря и строителем св. Сиона в Фарроа сделался дядя Николай. Не раз ездил он в Палестину: ему хотелось по образцу «матери церквей» воздвигнуть и здесь, на горах Ликии, «лучистое солнце мира» ‒ св. Сион. Постройка храма была делом его жизни. И однажды во сне представилось ему, будто архангел Михаил ведет его на гору, чтобы показать храм, какой он будет; и видит он: на горе засиял свет и в свете выступила церковь, и архангел сказал, что этот храм прославит «мирликийский» Николай ‒
«Я его ангел-хранитель!»
Николаю исполнилось семь лет. Дядя поручил священнику Конону учить его грамоте. С первых же уроков Конон был поражен необыкновенным даром своего ученика. И стали говорить, что «Дух Божий» сошел на него. Конон повел его в Миры
к архиепископу, и архиепископ, поговорив с Николаем, поражен был не меньше Конона и посвятил Николая в чтецы.
К этому времени относятся два чуда, о которых долго будут вспоминать в горах Ликии: «чудо о исцелении сухорукой» и «чудо о слуге, потерявшем золото».
* *
*
Николай шел поутру заниматься к Конону, около церкви сидит сухорукая нищенка, просит милостыню. И он положил ей в ее сухую руку яблоко, и нищенка подняла эту руку и, сложив пальцы, перекрестилась.
Также утром, проходя по базару, Николай заметил человека: сидел на самом припеке, и все прохожие смотрели на него с любопытством, а он, как слепой, глаза открыты, а ничего не видит.
«Что с вами случилось, чего вы так?» ‒ спросил его Николай.
Взглянув на мальчика, этот странный человек только покачал головой: что, мол, рассказывать, всё равно от тебя не будет проку.
«Я вам помогу!» ‒ не отходил Николай.
И тот даже рассмеялся:
«Помогу! мне ‒ помочь?»
И рассказал, что он простой человек, послал его хозяин волов купить, дал денег, и сам он не знает, как это случилось: нагнали его молодцы, заговорили, обещали волов показать и за сходную цену, а пришел на базар, хвать, денег-то и нет: либо потерял, либо вытащили.
«Подождите, ‒ сказал Николай, ‒ к вечеру я вам всё достану!» ‒ и пошел не к Конону, а в церковь.
До вечера ждал несчастный ‒ прохожие трунили и подсмеивались: поверил мальчишке! ‒ а уж ему всё равно: с пустыми руками куда ему? а на воров валить, сам в воры попадешь! ‒ как одеревенел. И вот в сумерки видит: бежит и в руках что-то прячет. А подошел совсем близко, и тот, как очнулся, слышит:
«Нате, ‒ слышит, ‒ деньги! сосчитайте, сколько: нашел на дороге: не то подкинул кто, не то обронил! это вам дар».
Тот из рук деньги выхватил, и руки затряслись: тридцать три фунта золотом ‒ точка в точку!
268
* *
*
В девятнадцать лет Николай был рукоположен в священники. Постройка храма настолько была закончена, что можно было совершать службу. И на освящении храма служил дядя Николай, учитель Конон и в первый раз Николай. Вскоре дядя помер, похоронили его в алтаре в приделе св. Иоанна, и после похорон новый акализосский архимандрит Лев назначил Николая главным строителем св. Сиона.
У Николая было два помощника ‒ духовные братья: Артемий и Гермий. Они были исполнителями его указаний; руководил же постройкой он один.
Когда обсекали скалу перед алтарным выступом храма, Николай временно должен был покинуть Фарроа: надо было проехать во Фригию за матерьялами для украшения храма. Перед отъездом он наказал братьям до своего возвращения распустить каменотесов. Братья не послушали и решили на свой страх продолжать работу. Через месяц Николай вернулся и застает такое: семьдесят пять человек трудятся над камнем и не могут повернуть.
«Без меня ничего не можете!» ‒ сказал он братьям и, выбрав двенадцать, с двенадцатью повернул камень.
«Сила Господня в нем!» ‒ говорили про него.
И пошла молва, что ему повинуются камни.
* *
*
Сидит Николай в своей комнате в сумерки, читал книгу и чего-то задумался. В комнату вошел демон и, преобразившись в ангела, стал перед ним. Николай это сразу почувствовал.
«Я ангел Господен, ‒ сказал демон, ‒ послан посмотреть, что ты тут делаешь?»
«Уходи, ‒ сказал Николай, ‒ я знаю, какой ты ангел!»
«Напрасно ты меня гонишь, ‒ сказал демон, ‒ тебе повинуются камни, я пришел сказать тебе мою волю: если захочешь, ты можешь и больше: камень ведь это мертвое, но ты можешь и над живым проделать...»
«Говорю тебе: уходи!» ‒ и Николай ознаменовал демона.
«Хорошо, ‒ сказал демон, ‒ я уйду, но под твоей кровлей я останусь».
269
Николай зажег свет и стал на молитву.
На кухне брат Гермий, начистив картошки, перебирал лесную землянику: завтра из Трагалосса придут странники, всех надо накормить и угостить. Надоело смертельно. Редкий день, чтобы посидеть спокойно, с утра до вечера в работе. И раздумался Гермий.
«Какая твоя жизнь, ‒ услышал он голос, ‒ неужто ты только и годен, чтобы чистить картошку и перебирать землянику, а почему Николай, ведь он куда моложе тебя, а посмотри, у него своя комната, сидит он в тепле, ему есть время и книжку почитать, и подумать. Камни повинуются! Скажи, какая хитрость: повернуть камень умелыми руками! Да если бы Артемий нанял не семьдесят пять, а семьсот семьдесят пять дураков, разве что камнем задавило бы их на месте. И вот он, всемогущий, сидит и книжку читает, а ты на кухне...»
Николаю после демонского визита не по себе, и он вышел, заглянул в кухню:
«Что ты тут делаешь?» ‒ спросил он брата.
«Не дрова рублю, видишь!» ‒ сказал Гермий и стал выговаривать, жалуясь на судьбу.
Не узнать было кротчайшего Гермия: с какой горечью и ожесточением выходили его слова. Николай слушал: все упреки, они относились к нему, принимал терпеливо... только почему ж это? И вдруг понял и, ознаменовав брата, коснулся его руки.
И оба увидели, как из кухни в окно планул огонь.
Демон ушел, но дома он не покинул. В доме стало беспокойно, и в особенности ночью в глухой час, когда все спали. И однажды ночью Николай вошел в комнату Артемия. Артемий тоже не спит.
«Ты ничего не слышишь?»
«Кто-то всё ходит, ‒ ответил Артемий, ‒ я смотрел: на лестнице никого нет. Шорох ‒ ты слышишь?»
«Это не человек!» ‒ сказал Николай.
И оба стали на молитву, пока не успокоилось.
* *
*
Два чудесных случая особенно любили вспоминать на горах, они относятся ко времени окончания работ по постройке храма: «чудо с хлебом» и «чудо с вином».
270
Неожиданно собралось много рабочих. Николай заметил, что братья, готовя столы, смущены. Подозвал Гермия. Гермий, кивнув на ожидавших, тихо сказал:
«Орава ‒ восемьдесят три человека, а у нас один хлеб!»
«Принеси мне этот хлеб!» ‒ сказал Николай и, обратясь к мастерам, пригласил к столу.
Когда все разместились, Гермий принес хлеб. Николай взял его и, благословив, разломил и стал раздавать по кускам. И все ели и насытились, и остались еще куски: их набрали с девяти столов три лукошка.
«Одним хлебом, ‒ говорили, ‒ все насытились, да еще и осталось!»
Братья св. Сиона тоже затеяли отпраздновать окончание и устроили обед. Николай дал Артемию три хлеба и «тришестеричную» кружку вина. А когда Артемий с благословенным полуштофом показался в трапезной, братья возроптали:
«Это что ж, ‒ говорят, ‒ этим и усов обмочить не хватит!»
Артемий вернулся:
«Ропщут, ‒ говорит, ‒ вином, говорят, обидел!»
Тогда Николай взял поднос и вышел к братьям:
«Надо было мне сегодня, братья, послужить вам».
И обходя столы, стал наливать, кому сколько хочется. И все пили, не отказывались и разошлись навеселе.
«Пусть, ‒ говорили, ‒ от сего дня не будет никого не верующего ему!»
А эту веру в его чудесную силу подтвердил случай во время засухи.
В Фарроа пришли из долины просить помощи: всё поле выжжено и грозит голод. Николай спустился с горы к церкви мученицы Калиники, отслужил обедню и после обедни, созвав всё село, с крестами обошел поле, прося о «примирении» и о «послании спасения». А когда с поля возвращались в церковь и весь народ кричал: «Господи, помилуй!» ‒ ударил дождь, да такой, испугались: думали, что все потонут.
А завершил чудеса чудеснейший случай с Тигрием из Плиния.
Пришел этот Тигрий со своей Леонилой в Фарроа, кланяются: у всех на селе урожай двадцать пять медиев, а у них пятнадцать, а зерно у всех одинаковое. И подают в горстке:
271
«Нельзя ли как поспособствовать!»
Растрогали: уж очень смешные, и жалко. Благословил он семена.
«Идите, ‒ говорит, ‒ старики, с Богом, засевайте ваше поле и не ропщите: могущий малое умножит и многое умалит!»
Тигрий с Леонилой вернулись домой и, одно твердя: «могущий умножит», засеяли свое поле. И урожай, на глаз, как у всех, как всегда, а как смололи: у всех ‒ двадцать пять медиев, а у стариков ‒ тысяча двадцать пять!
И как потом в Патарах Урс трубил о тысяче франков ‒ чек, который в тяжелую минуту его жизни Николай тайно положил ему на стол, так этот Тигрий с Леонилой звонили по всем горам, что собрали не пятнадцать, как всегда, не двадцать пять, как все, а тысячу двадцать пять! ‒ и прямо указывали, что эту самую тысячу сверх нормы подсыпал им священник св. Сиона в Фарроа Николай.
* *
*
Отчасти по просьбе родителей, у которых была земля и дом в Патарах, отчасти для испытания и стажа ‒ Николаю исполнилось двадцать семь лет ‒ архиепископ Иоанн назначил его в Патары.
И вот из глухого захолустья, куда и дорог не было, одни горные тропинки, из села Фарроа попадает Николай в самый центр Ликии. В Патарах он прослужил три года. Смерть родителей, наследство, щедрость и наконец случай с Урсом.
Как Тигрий ‒ горам, Урс городу объявил имя «Николай».
Передавая чудесные случаи из его жизни, о нем говорили по всей Ликии как о избранном среди людей ‒ чудотворец, который просвещает очи слепым, отверзает уши глухим, приводит в голос язык немых, разрешает союз демонов и исправляет расслабленных.
«Архангел Михаил, ‒ говорили, ‒ его ангел-хранитель, и силою его он творит чудеса!»
И Миры стали центром, куда потянулись за чудом.
272