ТРИ СЕРПА. МОСКОВСКИЕ ЛЮБИМЫЕ ЛЕГЕНДЫ. ТОМ I
О двух сосудах
В царствование Льва Мудрого-«Философа» в Византии рождались только девочки. Так и полагается рождаться музам, когда царь поэт, автор стихир, тропарей и величаний, писавший под псевдонимом «Византий».
И только в десятый год нежданно-негаданно появился на свет многочисленный выводок мальчишек. Так случилось у всех соседей знаменитого византийского каллиграфа ‒ доброписца Августария: Илья роди Льва, Александр роди Сергея, Василий роди Ивана. И сам Августарий роди Михаила.
Ни Илья, ни Александр, ни Василий ничего такого не домогались, и далось им это безо всяких, наоборот, они заготовили каждый по женскому имени ‒ одно для всех: имя Божие ‒ Ирина. Августарий же имел семь дочерей ‒ Диалектику, Реторику, Геометрию, Арифметику, Астрономию, Грамматику и Музыку, все погодки; и как бы он ни надсаживался и ни старался, рассчитывать на сильный пол он не имел основания, а между тем он один хорохорился, хвастал, что, как пить дать, будет мальчишка. А говорил он так уверенно не потому, что хотел иметь сына: мало ли чего хочется! ‒ а потому, что верил, что не может не быть сына: если у него родится сын, он пообещал золотой сосуд, сам он этот сосуд свезет в Миры Ликийские и поставит перед образом чудотворца.
Постоянная баталия в доме ‒ семь муз! ‒ ему надоело: он человек тихий, дело его упорное, кропотливое, требует тишины и покоя. Да и какой прок: музы! ‒ он мечтал о мальчишке, с которым будет ходить по субботам в баню: Мишка впереди с ве-
201
ником, Августарий за ним с узелком; еще будет Мишка бегать в лавочку за папиросами и бумагой, разрезать листы ‒ и понемногу научится тому единственному почерку, каким славился Августарий ‒ «перу августариеву» с паутинной запутанной вязью.
«Для каждой литературной формы есть своя начертательная форма, ‒ учил Августарий, ‒ каждое литературное произведение должно быть написано по-своему, а написать как-нибудь ‒ значит разрушить форму, а разрушить форму и обессмыслить ‒ одно и то же».
* *
*
За царем Львом стихи сочиняли все министры и всякие начальники, а кто ничего не умел придумать, заказывали на стороне и выдавали за свое. Искусные каллиграфы были в большом спросе, но платили им за работу очень мало, а бывало, что и ничего, только пообещают. Кое-что перепадало от частных лиц, ‒ звание поэта было в те времена самым почетным!
И когда у Августария родился сын, он мог заказать себе самый простой, самый дешевый ‒ игрушечный стаканчик, да и то только потому, что золотых дел мастер, тот самый Илья, который роди Льва, сосед, поставил по своей цене.
Оставалось отвезти сосуд в Миры, но это очень сложное дело: морское путешествие стоит не малых денег, да и в дом надо на пропитание муз. И прошел не год, не два ‒ Мишке исполнилось пять, вот только когда скопил Августарий денег и мог начать сборы. А за эти годы очень привык к стаканчику: ему он ‒ подкрепительная мера, а Мишке ‒ игрушка, и расставаться ему со стаканчиком не хочется, а Мишке даже и сказать побоялся.
И не всё ли равно, какой сосуд он повезет: этот ли любимый, или другой? ‒ важно исполнить обещание; да и не взыщет Угодник: он же всё понимает!
И пошел Августарий не к Илье, а к серебрянику Василию, что роди Ивана, и всё начистоту рассказал Василию ‒ и сосед смастерил ему точно такой же, только серебряный, а денег не взял: подождет.
202
Августарий забрал стаканчики: золотой любимый и серебряный ‒ жертву, и ‒ с Мишкой на корабль. Провожать вышли все семь муз и Мишкин крестный Александр, что роди Сергея: крестнику на дорогу полпалки шоколаду принес: половинку своему отдал, а другую половинку Мишке. И поплыл корабль из Константинополя прямым рейсом в Миры Ликийские.
В дороге всё было хорошо: какая погода! и соседи, всё паломники в Миры, народ бывалый! Августарий и новостей наслушался ‒ чудесные истории, и сам рассказал свою о Мишке ‒ о его чудесном противоестественном появлении на свет и о стаканчиках: золотом любимом и серебряном ‒ жертве; и выспался-то за сколько ночей, и картинами природы налюбовался, а Мишка ‒ из этого выйдет толк! ‒ наловчился за дорогу спички зажигать: вынет Августарий из портсигара папиросу, встряхнет, стукнет о коленку, а уже спичка есть ‒ горит!
На закате третьего дня близко к Андриаки ‒ Мирский порт ‒ пароход пошел тише. И такая тишина была на море: видно ‒ и без всякого увеличительного стекла! ‒ в голубой воде золотые рыбки плавают. А Мишка раскапризничался: надоело ему или еще с чего, ну, ничем не уймешь, выдумал: назад домой поеду! И чтобы его развлечь, дал ему Августарий любимый золотой стаканчик.
‒ Поймай стаканчиком рыбку!
Так бывало дома, если долго ожидать приходилось с Мишкой на почте или у заказчика, и, случись, пес обнюхивает, говорил Августарий Мишке: «дерни собачку за хвостик!»
Мишка ухватил стаканчик, перегнулся через борт, черпанул в стаканчик золотую рыбку да чего-то поспешил ‒ и кувырк со стаканчиком в воду. Вот тебе и поймай рыбку! Тут кто с багром, кто пояс кидает, все кричат: хватайся! ‒ а его, верно, под корабль подмыло, никак не могут выловить: кончено ‒ утонул.
И пришлось Августарию одному на пристань высаживаться, и один без Мишки приехал он в Миры: ночь ехал и поспел в церковь, еще обедню не начинали. И все богомольцы ‒ всё паломники, вместе ехали ‒ знают о его несчастье, все ему сочувствовали, но помочь не знают как: и рады бы вернуть Мишку, да уж не в воле это человеческой.
203
Подошел Августарий к образу Николая чудотворца и серебряный стаканчик ‒ жертву свою за Мишку поставил. Но только что хотел приложиться, стаканчик как швырнется и отскочил на самую середку. Пошел Августарий, поднял с пола ‒ какие неловкие, этак и подсвечник когда загремит! ‒ и опять поставил. А стаканчик-то опять ‒ и тут уж винить некого! ‒ эна его куда, еще дальше!
И все смотрят и удивляются: чего это сила не принимает?
‒ ‒ ‒
Понял Августарий: не угодна его жертва! И с пустыми руками, холодными, стоял перед образом: золотого стаканчика нет, он виноват, но он его и не собирался отдавать:
«Привык... а у Мишки отнять ‒ обидеть, и разве он поймет ‒ жертва!»
Холодные были руки, а на сердце еще холоднее ‒ ‒ и вдруг
точно теплая волна прошла и руки налились, он поднял глаза ‒ не верит: Мишка! Мишка тут же у образа стоит и золотой стаканчик в карман себе прячет.
Позабыв, что это в церкви, бросился Августарий: да как же это так? откуда взялся? ‒ не знает, что и спросить.
А уж кругом обратили внимание, подходят, прислушиваются ‒ узнали Мишку.
А Мишка говорит:
‒ Меня дедушка привел.
‒ Какой, кто?
‒ Да такой, ‒ Мишка показал на образ, ‒ на ослике вместе прискакали, до самой церкви.
Августарий взял оба стаканчика и поставил перед образом ‒ и стаканчики как в гнездышко сели. И загорелись, ну свечи: золотые и серебряные! ‒ «принял, значит, Угодник, простил».
* *
*
И что же вы думаете, это уж на возвратном пути, как подъезжать к дому, замечает Августарий, что Мишка чего-то за карманы всё держится и сам лукаво посматривает ‒ и догадался Августарий и даже оробел:
‒ Мишка, ты от Угодника стаканчики свистнул?
204
‒ Нет, ‒ щерится Мишка, ‒ мне их сам дедушка отдал: мне, говорит, они ни к чему, у меня полно небо звезд: золотые и серебряные, а тебе будет поиграться!
205