И, отпуская Айдара, нарядил его, дал ему хлеба на дорогу и на своего коня посадил, поводья подал:
‒ Айдар, я тебе верю: ты исполнишь. Но не дай Бог, помни: от меня, человека, ты уходишь, а от руки поручителя ‒ никуда не убежишь.
‒ Всё исполню! ‒ сказал Айдар и только свистнул.
И конь умчал его в неоглядную, ковылевую, в свою ‒ там каждый свист свой, каждый стрекот тебе ‒ половецкую степь.
* *
*
Едет Айдар, так он рад, и смеется себе:
«А и дурак же этот Добрык ‒ что мне может старик на иконе: вот я не вижу его, ни он меня. Да если б и самому русскому князю дал на поруку, не боюсь: мне? ‒ на моей земле!»
И когда вернулся в степь и рассказал всему своему роду, как русский отпустил его: «дал на поруку старику, а старик ‒ икона: на дереве нарисован!» ‒ все так со смеху и покатились.
‒ И какая уверенность, ‒ рассказывал Айдар, ‒ от меня, говорит, ты можешь уйти, я человек, а от него ‒ никуда не убежишь!
И смех еще пуще:
‒ Всё это одно воображение.
‒ Да просто глуп.
И живет себе Айдар, поживает. Какой там выкуп, а что в плену год сидел, и о плене забывается.
И раз ночью снится ему: сидит он будто у своей белой палатки ‒ и свет такой покойный, глазам хорошо, и всё глядел бы ‒ и видит: идет по дороге ‒ всматривается Айдар ‒ старик: старик остановился:
«Айдар, узнаешь меня?»
«Не знаю, ‒ и не может Айдар никак припомнить, ‒ кто ты?»
«Не я ли за тебя поручился? Забыл! ‒ с упреком сказал старик, ‒ а давно б надо исполнить: не отвезешь выкуп, не минуешь беды».
И Айдар проснулся. И ему как-то тревожно. А потом подумал: мало ли чего во сне приснится! И забыл.
И всего три дня прошло, едет Айдар степью, и опять такой свет уже наяву светит, хорошо глазам, и видит: тот самый ста-