Научная деятельность | Библиография

Доктор филологических наук, литературовед и лингвист, заместитель директора Пушкинского Дома, создатель и руководитель Отдела древнерусской литературы.

Круг научных интересов А. С. Орлова начал складываться в годы его учения на историко-филологическом факультете Московского университета (1889—1895), под влиянием профессора М. И. Соколова, академиков Ф. Е. Корша и В. Ф. Миллера. Оставленный по окончании университета при кафедре русского языка и словесности, А. С. подготовил к изданию описание части рукописного собрания Синодальной типографской библиотеки (Библиотека Московской синодальной типографии, ч. I — рукописи, выпуск I // «Сборники». М., 1896) и древнерусские литературные тексты: Домострой и Азовские повести. Восприняв все лучшее в отношении к первоначальной обработке материала от школы академика Н.С. Тихонравова, он пошел за другим учителем, когда решал для себя вопрос о конечной задаче изучения древнерусской литературы. Этим учителем до конца жизни А. С. считал академика Ф.И. Буслаева.
А. С. Орлов уже не застал Буслаева среди университетских преподавателей. Но в 1890-е годы, когда формировалось научное мировоззрение А. С., личное влияние Буслаева на молодое поколение филологов было чрезвычайно велико и за стенами университета. От Буслаева А. С. получил первые уроки эстетического отношения к памятникам древнерусской литературы.
Интерес к художественности древнерусской литературы побудил А. С. Орлова выбрать для исследования исторические повести. Через всю научную биографию А. С. Орлова проходит интерес к этому жанру, который изучен им начиная от старших образцов в летописи XI—XII вв. до Азовских повестей XVII в.
Особое место в ряду исследований исторических повестей занимают публикации итогов многолетней работы А. С. Орлова над «Словом о полку Игореве». Первое обобщение наблюдений над «Словом» опубликовано А. С. Орловым в 1923 г. (Слово о полку Игореве. М., 1923), затем в 1938 г. книга о «Слове» вышла в научно-популярной серии АН СССР, в той же серии издано в 1946 г. и 2-е дополненное издание монографии.).
Не ограничиваясь изучением отдельных «воинских» повестей, А. С. Орлов уже в начале 1900-х годов дважды обобщил свои наблюдения над их характерной поэтикой и тем положил начало исторической стилистике древнерусской литературы (Об особенностях формы русских воинских повестей. М., 1902; О некоторых особенностях великорусской исторической беллетристики XVI—XVII вв., СПб., 1906). Эти обобщения захватывали еще ограниченный круг явлений. Но А. С. Орлов не остановился на классификации изобразительных средств определенного жанра древнерусской литературы. В начале 1920-х годов он выступил с пропагандой задач исследования древнерусской литературы как искусства.
29 мая 1921 г. в Обществе любителей российской словесности А. С. Орлов сформулировал эти задачи в докладе «Мысли об изучении литературы как искусства (применительно, главным образом, к русскому Средневековью)». Этот доклад не был напечатан, но сохранился в архиве А. С., что дает возможность установить развитие в течение 25 лет его представлений о методе изучения древнерусской литературы как искусства.
Первой ступенью изучения литературы как особой формы искусства А. С. признает в докладе 1921 г. «классификацию элементарных приемов беллетристики, которые действительно существуют в реальном материале последней» (с. 9). Такая классификация должна продолжить и развить то, что начато было старыми риториками, «предав, однако, забвению их претенциозный дидактизм: риторика не должна поучать, как следует сочинять, а должна ограничиться показательно-описательной ролью» (с. 9).
На основе систематизированного такой классификацией материала предстоит строить историческую поэтику и, наконец, дойти до «тонкого психологического теоретизма».
В 1931 г. А. С. Орлов снова выступил, на этот раз в печати, с обоснованием мысли о необходимости изучать поэтику русского Средневековья, но не изолированно, а на фоне эстетики других феодальных литератур. В статье «К изучению Средневековья в русской литературе» (Памяти П. Н. Сакулина. Сборник статей, М., 1931. С. 186—194.) А. С. называет «Средневековье как культурно-литературную систему» «интернациональным» явлением и предлагает «изучить славянские средневековые литературы, в том числе и русскую, совместно и параллельно» с другими феодальными литературами. «При этом условии изучения можно увереннее выделить руссизмы Средневековья» (с. 188—189).
Чем дальше, тем глубже представлялась А. С. Орлову проблема изучения древнерусской литературы как искусства. Завершением всесторонней характеристики средневековой литературы (с точки зрения ее «общекультурного значения, роли в общественно-государственной жизни и в плане определения своеобразных эстетических признаков») должен быть, по мысли А. С., показ «процесса становления национальной русской литературы как, своеобразной художественной индивидуальности, отражающей специфику русского исторического процесса» (Литературоведение русского Средневековья // Изв. Отд. литер. и яз. АН СССР. 1945. Вып. 6. С. 245—250). Так от эмпирических наблюдений над приемами поэтического стиля отдельного жанра А. С. Орлов пришел к плану «исторической поэтики русского Средневековья», обусловленной своеобразием русского исторического процесса и построенной на широком сравнительном фоне восточной и западной поэтики эпохи феодализма.
Эстетическое отношение к памятникам древнерусской литературы определило и своеобразие педагогической деятельности А. С. Орлова, которую он начал после защиты диссертации на степень «магистра русского языка и словесности» в 1906 г. А. С. Орлов преподавал с этого года до 1930-го в Московском университете; с 1910 до 1918 г. вел курс древнерусской литературы на Высших женских курсах, учрежденных в Москве В. А. Полторацкой. В послереволюционный период А. С. Орлов выезжал для чтения лекций в Тверской педагогический институт; в 1928—1929 гг. читал лекции в Воскресном университете при Московском университете. С 1931 по 1946 г. А. С. сосредоточил преподавание в Ленинградском университете; в 1937 г. он провел курс лекций в Институте красной профессуры.
Основным предметом преподавания для А. С. Орлова всегда была история русской литературы XI—XVII вв. Он читал ее как общий курс; строил специальный курс «Областная средневековая литература, преимущественно историческая», задачей которого было «проследить те нити, из которых отдельные русские области сплетали литературную ткань Средневековья» (План курса. Рукопись, с. 8). Специальный курс отводил А. С. «Историографии русских летописей»; в 1925 г. вел семинарий «Стилистический анализ русской художественной прозы XI в.» — также на материале исторического повествования; изредка читал курсы «Славяно-русской палеографии» и «Истории византийской литературы». В 1920-х годах в Московском университете А. С. Орлов иногда включал в свой общий курс и литературу XVIII в., а в 1925 г. в связи со своими занятиями поэтическим языком русских классиков XIX в., вел в Московском университете семинарий «Стилистический анализ русской художественной прозы XIX в.».
Наиболее характерными для облика А. С. Орлова, и как исследователя и как педагога, были его лекции по истории древнерусской литературы и занятия по стилистическому анализу языка русской художественной прозы XIX в.
Курс истории древнерусской литературы в первом издании воспроизводил лекции, читанные на Высших женских курсах, учрежденных В. А. Полторацкой (Лекции по истории древней русской литературы, читанные на Высших женских курсах, учрежденных В. А. Полторацкой. М., 1916). В своей автобиографии, написанной в 1940 г., А. С. Орлов так вспоминает об этом курсе: «Преподавая на Женских курсах, я был менее стеснен, чем в университете, и этим курсам я обязан свободой выражения своих отношений к литературе». Так подчеркнул А. С. то, что он считал для своего курса всегда наиболее характерным: выражение эстетического отношения к памятникам древнерусской литературы.
В расширенном виде этот курс трижды затем был издан в серии научно-популярных изданий Академии наук (Древняя русская литература XI-XVI вв. М.; Л., 1937; изд. 2-е, М.; Л., 1939; изд. 3-е, М.; Л., 1945).
Ограниченный объемом университетского курса, А. С. не мог полностью выразить свое отношение к литературному процессу Средневековья в издании своих лекций. Гораздо шире поставлены были проблемы истории древнерусской литературы в первых двух томах «Истории русской литературы», выполненных коллективом сотрудников Сектора древнерусской литературы Пушкинского Дома под руководством и при энергичном участии А. С. Орлова.
Статьи, написанные А. С. Орловым для первых двух томов «Истории русской литературы», и то направление, которое он придал всей работе коллектива, представляют прямое развитие его литературоведческой мысли, как она выразилась в его научно-исследовательской и педагогической практике. Популяризируя здесь итоги своей многолетней научной деятельности, А. С. стремился углубить интерес к изучению русского Средневековья, привлечь молодые силы к работе в той области литературоведения, где, по справедливому его утверждению, остается еще так много неразрешенных вопросов.
Общая черта педагогических и научно-популярных книг А. С. Орлова — предельная ясность изложения при картинности, образности языка. Литературовед-художник, каким был А. С. Орлов на всех этапах своего научного пути, он претворял иногда и свои научные обобщения в художественные образы. Назвав Слово о полку Игореве «раздумьем над судьбой родной земли», он пришел к выводу, что «героем “Слова” является “Русская земля”, добытая и устроенная трудом великим всего русского народа»; средневековый литературный образ Владимира Мономаха в его представлении — «сократовский χαλός χάγανός древности», Домострой — «свирепая система с елейной внешностью» и т. д.
Органическим продолжением педагогической работы А. С. Орлова было его деятельное участие в научно-популярной серии Академии наук. В этой серии, кроме трех изданий курса своих лекций, А. С. с 1934 г. издал ряд книг. В этих книгах А. С. Орлов то подводил итоги изучения сложной темы (Переводные повести феодальной Руси и Московского государства XII-XVII вв. 1934), то резюмировал свои наблюдения над целым жанром древнерусской литературы (Героические темы древней русской литературы. 1945.), то давал популярные по изложению, но по существу содержания самостоятельные исследования (Слово о полку Игореве, 1938 и 1946; Казахский героический эпос, 1945), то предлагал читателю введение к будущему исследованию — таков характер последней изданной им книги «Владимир Мономах» (1946). А. С. Орлов предполагал дать большую монографию об этом писателе, которая должна была всесторонне осветить его литературную деятельность.
А. С. Орлов в своих исследованиях много писал об условности и обязательности средневекового книжного канона, но как ученик Буслаева, он умел за схематичными, условными образами средневековой литературы видеть жизнь в ее неповторимой индивидуальности. В этом отношении весьма показательной, например, может быть нарисованная А. С. Орловым красками средневекового писателя картина «дикого поля» — степи, откуда шли на Русь в XI—XII вв. кочевники и где они встречались с русскими войсками. Пользуясь поэтической фразеологией литературных памятников XI—XII вв., преимущественно «Слова о полку Игореве», А. С. показал реальный степной пейзаж и вполне осязательно изобразил, что в этой степи происходило, когда ее заняли половецкие орды: «“Земля незнаемая”, “поле чистое”… представляла собой равнину, усеянную то “яругами” (оврагами), то “шеломеньми” (холмами, курганами, природными и насыпными) и поднятую кое-где ответвлением горных кряжей. Через степь неслись на Руси “на полъдне” “великие” реки и вливались своими “жерелы” (устьями) в “синее море”, пересекши “поля широкая” и “пробив” “каменные горы”. Были в степи и болота, “грязивые места” и поле “безводное”. Черноземная степь весною покрывалась травами и цветами, седым ковылем, по которому развеялась радость Ярославны, и душистой полынью, запахом которой половецкий хан манил вернуться на родину своего брата, бежавшего на Кавказ от грозы Владимира Мономаха…» (Слово о полку Игореве, с. 13).
Еще ярче и красочнее была устная речь А. С. Орлова — в его лекциях и устных выступлениях по поводу научных докладов. Александр Сергеевич любил «породистую» индивидуальную речь. Он обладал поистине художественным даром «подавать» древнерусский текст, уменьем уловить прелесть старинного языка, показать характерность мировоззрения древней Руси. В устном изложении А. С. с особой, почти ощутимой ясностью вставали образы древнерусских писателей и их героев, воскресала далекая жизнь.
Особое место в ряду научных трудов А. С. Орлова занимают его исследования языка русских классиков XVIII и XIX вв., отразившиеся и в его педагогической практике. Пристальное внимание к этой теме обнаруживается у А. С. с 1920-х годов. Изучению литературного языка А. С. придавал большое значение, причем, кроме «чисто академической», выдвигал и педагогическую, или, как он называл, «прикладную», задачу такого изучения: «осознание языка, воспитание “чувства языка”». «Осознать особенности предшествующих схем литературного языка, сорганизованных к нашему времени, определить их жизненную силу и пригодность к участию в дальнейшей композиции литературной речи — и есть одна из почтенных задач изучения языка, зафиксированного литературой» (Русский язык в литературном отношении // Родной язык в школе, 1926. № 9. С. 28, 41).
Изучая литературный язык любой эпохи, А. С. Орлов всегда предупреждал, что он подходит к нему как литературовед, вне «схемы специально лингвистических категорий», т. е. оценивает язык как художественно-изобразительное средство. Большая значимость этого типа исследований А. С. объясняется тем, что сам он в высшей степени обладал знанием русского языка «в его естественном состоянии». С полным правом к Александру Сергеевичу может быть приложена та характеристика, какую он дал акад. А. Н. Крылову, как «знатоку и любителю русской речи»: «Он отлично понимал национальную природу русской речи, ее стилевую породистость, непреодолимую мощь ее воздействия, ее значение для русской науки и русского искусства» (Вестн. АН СССР. 1946. № 1. С. 79).
В исследованиях А. С. Орлова о языке русских писателей преобладает интерес к выявлению, в первую очередь, «национально-русского», всевозможного вида «русизмов», характерных для каждого писателя. В статьях А. С. о Пушкине, Крылове, Грибоедове, Лескове стремление определить характерные черты «русского национального речетворчества» выражено наиболее ярко и талантливо.
Свои наблюдения над устными элементами в литературном языке А. С. Орлов формулировал следующим образом: «Русский язык национально характерен именно в элементах устного происхождения и устной практики, и великие русские писатели строили язык с непременным учетом устной стихии»; «наиболее пластичное образное языковое выражение имело своим источником речь именно некнижных масс и как таковое получало широкое распространение и в других слоях общества. Собственно говоря, национальная, русская народная к русских писателей речь сплошь образна, начиная с поговорочных мелочей и кончая концентрацией фабулы». Обобщая свои наблюдения именно над «оригинально-русскими» признаками литературного языка, А. С. Орлов от устной речи вел в нем «точность, пластичность, выразительность, меткость, художественность». «Как бы ни видоизменялся наш язык в своем развитии, эти привлекательные черты неизгладимы. Они могут вариироваться в языковых фактах того или другого определенного времени, но останутся навсегда неизменными, как принципы русского национального речетворчества» (О языке басен Крылова // Изв. Отд. литерат. и яз. АН СССР. 1946. Вып. 4. С. 268, 275,300).

В. П. Адрианова-Перетц
(По изд.: Орлов А. С. Язык русских писателей.
М.; Л., 1948. С. 5-34; в сокращении).