ДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ
«Приди, покажу тебе дела человеческие!»
Я поднялся из своего затвора и силою духа был отведен
в лес – в лесу я увидел человека, рубящего дрова:
рубил человек дрова и, нарубив, захватил большую охапку, чтобы нести. И не мог. Бросил охапку и снова принялся рубить. И нарубив, опять захватил охапку и опять не под силу. И так несколько раз, и каждый раз бросал дрова и начинал снова рубить.
«Вот человек, поднявший большой грех, но по малодушию не может перенести его, а вместо покаяния – прилагает беззаконие к беззаконию, грех на грех».
И очутился я во дворе дома – во дворе я увидел человека у колодца, черпающего воду:
у колодца стоял человек, черпал воду в утлый сосуд – и вода проливалась в колодец.
«Хочет человек доброе дело сделать. Но душа его ничтожна и мелка. И вот и добрые и никого не утоляют, а льются сквозь
душу, как вода».
И отведен я был в третье место – к врагам церкви – у церковных ворот я увидел двух всадников на конях:
держали они бревно поперек, хотели ввезти в ворота и не могли.
«Вот иго правды, но в руках гордых "партийцев". Ни один не хочет смириться и переложить бревно – не хочет сознаться в своей ошибке. И оба остаются за вратами».
И я возвратился свой затвор – и было мне на раздуму.
Разумное древо
Сотворив из Адама жену Адама – Еву, Бог ввел их в рай и положил завет.
86
Сказал Господь и, благословив человека на райскую жизнь, почил.
И вошел страх в сердце первозданных.
* * *
Разумное дерево – мать деревам стояло посреди рая широколистое, прекраснее всех дерев.
И звери и птицы и гады – весь рай, все собирались под Разумное древо наслаждаться его красотой.
«Бегите, не касайтесь! бегите, не вкушайте!»
И в сердце рос первородный страх:
каждую минуту зорко следи за собой, чтобы невольно, нечаянно как не коснуться запретного – матери райских дерев: каждую минуту настороже будь: ступишь неловко – пропал!
В сердце вырастал страх –
страх греха,
страх потерять душу,
страх перед самим собой
И уйти некуда – от себя не уйдешь!
Устрашились первозданные – и райский сад им враждебен стал.
– – –
И тогда Сатана, обернувшись змеем, обольстил Еву, а Ева – соблазнила Адама.
И раздвинув листья, из плодов Разумного дерева вышла белая окликанная смерть и, щерясь, повела дружков за ушко-да-на-солнышко – из вольного рая на утлую землю.
Властелин
Был властелин велик.
Имел он власть над всеми царствами – все властители и цари были подчинены ему – вся земля.
И возгордился властелин и, чтя себя равным Богу, имя свое поставил выше самой судьбы.
87
* * *
На Коляду – в вечер Рождества – созвал властелин к себе на пир убогих и нищих со всех окрестных стран.
И взяв с собой большие сокровища – серебро и золото – сел на престол перед убогими и нищими.
– Просите у меня, что хотите: я дам вам!
Они же, как один, ответили:
– Дай нам бессмертие!
* * *
И повелел властелин, зная страсти человеческой души – корысть, зависть, сластолюбие – повелел рабам-челядинцам и юношам и девам и всем женам своим и гудцам и свирцам и скоморохам выйти на пиршество, стать круг престола со слонами, конями, верблюдами и крокодилами.
И пир загорелся огнями и кликами.
И резче всякого клика и человеческого и звериного клич самого властелина к убогим и нищим:
– Все это – ваше! Даю вам!
– Дай нам бессмертие – был ответ.
* * *
И тогда по повелению властелина воздвигнут был великий жертвенник: несметные дары от моря, гор и лесов возжены были в честь пирующих.
И юноши и девы, как богов, славили убогих и нищих и, хваля, кланялись убогим и нищим, как царям – земным богам.
Но яд человеческого призрачного счастья – слава и почесть – не отравили душу убогих и нищих.
– – –
– Дай нам бессмертие! – и в третий раз сказали они, как один.
– Да я же сам смертен! – воскликнул властелин и стал, как столп.
И тихость нечаема, как тьма внезапная, покрыла клики и песни и гвар и плеск.
– – – так зачем же ты грабишь и воюешь, порабощаешь народы, смертью казнишь, гоняешься за славой и клевещешь, со-
88
бираешь богатство, обманываешь и обольщаешь – сколько беды пошло в мир, сколько слез! – и насилию твоему нет конца!
И куда хочешь понести награбленное или где хочешь скрыть свои богатства? Не один ли пойдешь в землю?
– Если оставлю поступать так, – гордо ответил властелин, – то и все останется творимое на земле: замрет всякая жизнь!
Они же сказали ему:
– Добру не поведено остановиться, ибо добро от света поведено. А злое – от тьмы есть. Зло и ложь достоит огнем сжечь или сам гореть будешь.
И убогие и нищие покинули пир.
Древняя злоба
Старец, великий в добродетелях и прозорливый, побеждая бесовские искушения и ни во что уж ставя их коварства, дошел до совершенного бесстрастия, обожился духом и чувственно видел и ангелов и бесов и все дела их над человеком.
Видел старец ангелов, видел и бесов.
И не только шапочно знал он всех бесов, но и каждого поименно. И, крепкий в терпении, без страха досаждал им и смеялся над ними, а то и горько пошутит, поминая им небесное низвержение и будущую в огне муку.
– Доиграетесь, – скажет, – несчастные, подпалят вам ужотко хвост!
И бесы, хваля друг другу старца, почитали старца. И уж приходили к нему не искушения ради, а из удивления. И кланялись ему:
явится в час ночного правила одноногий какой – есть об одной ноге бесы такие, а рыщут так быстро, как мотоциклетка! – прикроется ногой с головкой и стоит в уголку смирно, пока не попадется на глаза старцу, а попался, – поклонится и пойдет.
Вот был какой великий старец!
На сходбище бесовском зашел как-то разговор у бесов о небесных тайнах.
И один бес спросил другого беса:
– А что, товарищ, если кто из нас покается: примет Бог его покаяние или не примет?
89
– А кто ж его знает! – ответил бес, – это никому неизвестно.
Зерефер же бес, слыша речь бесов, вступил в разговор.
– А знаете, товарищи, – сказал Зерефер, – я пойду к старцу и искушу его об этом.
А был Зерефер сам велик от бесов и был уверен в себе и не знал страха.
– Иди, – сказали бесы, – только трудное это дело, будь осторожен, старец прозорливый, лукавство твое живо увидит и не захочет вопрошать об этом Бога.
Зерефер преобразился в человека.
И солдатом в щегольском френче вышел от бесов к старцу.
* * *
В тот день много было приходящих к старцу – много пришлось старцу принять и беды и горя и глупости. И после вечерних молитв, когда наедине в своей келье размышлял старец
о делах человеческих –
в келью постучали.
Старец окликнул –
и поднялся к двери.
– – –
Солдат, переступив порог кельи, с плачем упал к ногам старца – и плач
его был так горек и отчаяние так смертельно, что и самое крепкое человеческое сердце не могло не вздрогнуть от таких тяжких слез.
– Что такое? О чем ты так плачешь? – растроганный плачем спросил
старец.
– Не человек я! – отвечал солдат, – а сам дьявол! – мои преступления
ужасны!
– Чего же ты хочешь? Я все сделаю для тебя, брат мой!
Плач надрывал сердце, смирение человека, в покаянии ровнявшего себя с самим дьяволом, открывало сердце.
– Лишь об одном – одно хочу просить тебя, – сказал солдат, – ты помолись и пусть объявится тебе: примет ли Бог покаяние от дьявола? Если примет от дьявола, то и от меня примет: дела мои – дела дьявола.
– Хорошо, будет так, как просишь, – сказал старец, – поутру приходи, и я тебе скажу, что повелит мне Бог.
90
* * *
Старец стал на молитву и, воздев руки свои к Богу, много молил, да откроется ему
примет ли Бог покаяние от дьявола?
– – –
И вдруг как молонья предстал ангел:
– Что ты все молишь о бесе? – сказал ангел, – или спятил?
ведь это ж бес, искушая, приходил к тебе.
Старец закручинился:
знал он всех бесов и с одного взгляда каждого
видел, и вот скрыл от него Бог умысел бесовский.
– – –
– Не смущайся, – сказал ангел, – таково было смотрение Божие. И это на пользу всем согрешающим, чтобы не отчаивались грешники, ибо не от единого из приходящих к Богу не отвращается Бог. И когда явится к тебе бес, искушая тебя, и станет спрашивать тебя, скажи ему, что и его примет Бог, если исполнит он поведенное от Бога покаяние!
И ангел внушил старцу о угодном Богу покаянии.
– – –
Поклонился старец ангелу и восславил Бога, что услышана его молитва.
И сказал ангел, отлетая:
– Древняя злоба новой добродетелью стать не может! Навыкнув гордости, как возможет дьявол смириться в покаянии? Но чтобы не сказал он в день судный: «Хотел покаяться и меня не приняли!» – ты передай ему, пусть исполнит покаяние, и Бог его примет!
* * *
Без сна провел старец ночь в тихой молитве.
Молился старец за род человеческий – за нашу обедованную, измученную
землю и за беса, алчущего покаяния.
Рано поутру, рано – еще до звона старец услышал знакомый плач, и
плач этот был так горек и отчаяние так смертельно, что и самое крепкое человеческое сердце не могло бы не вздрогнуть от таких тяжких слез.
91
Солдат стучал под окном и плакал.
Старец узнал его голос и отворил дверь кельи.
– Я молил Бога, как обещал тебе, – сказал старец, – и мне открыл Бог, что и тебя примет, если ты исполнишь заповеданное покаяние.
– Что же должен я сделать?
– Хочешь каяться, так вот что сделай: стоя на одном месте, ты должен три лета взывать к Господу непрестанно во все дни и ночи: «Боже, помилуй мя, древнюю злобу!» – и это скажи сто раз, а другое сто – «Боже, помилуй мя, мерзости запустения!» – и третье сто скажи – «Боже, помилуй мя, помраченную прелесть!» И когда ты это исполнишь, сопричтет тебя Бог
с ангелами, как прежде.
– Нет, этого – никогда! – сказал Зерефер, великий от бесов, бесстрашный, уверенный и гордый, и, дохнув, весь переменился, – и если б я хотел каяться так и спастись, я б это и без тебя давно сделал. «Древняя злоба?» Кто это сказал? – От начала и доныне я славен, счастлив и удачен, и все, кто мне повинуются, счастливы и удачны. И о чем люди просят, как не о счастье и удаче. И какая же «мерзость запустения?» – этот мир со звездами и бурей! и какая «помраченная прелесть?» ведь всякому хочется жить и не как-нибудь, и я даю эту жизнь. Я дал человеку радость, я дал человеку и смерть!
Нет, я не могу так себя бесчестить.
И, сказав, бес был невидим.
«Древняя злоба новой добродетелью стать не может!» – уразумел старец слова ангела и с горечью принял их в свое сердце.
Вошь
Был один старец и шла о нем молва, как о праведном человеке. «Праведником» все старца и звали.
Ушел он от мира – от суетных мирских хотений в пустыню и, творя дело души, в уединении жестоко жил и молился в пустыне – во все дни и в самый полуденный зной собирал он камни в пустыне, страдами мучил и истлевал свое тело, и зарывался в болото, и пек себя на солнце, и, обнажаясь, садился на муравьиную кочку, а в морозы погружался в прорубь по шейку, пил и ел в меру – больше сухарики да ключевую воду, и до утра
92
ночь выстаивал на чтении словес Божьих, да «не утолстеют мысли».
А дьявол не отступал от старца.
И все, чего бы ни сделал праведник, все только было дьяволу в смех:
рассядется ли в муравейник, заляжет ли на припек на солнышко, и уж он, хвастун хвостатый свое чего-нибудь обязательно выкинет, какую-нибудь гадость подстроит – один грех!
Кряхтел старец, облизывался и отплевывался – и горько ему было, и просил он у Бога:
«просветить ум и смысл светом разума – открыть ему сердечные очи!» И приснился старцу вещий сон:
– – разверзлись райские врата и вошел он в праведный град и сопричтен был к святым угодникам; и когда в веселии наслаждались праведники райским блаженством, увидел он себя покрытым с ног до головы ядреной крепкой вошью – –
Восст ав от сна, уразумел старец перст Божий и стал усердно молить Бога:
«да пошлет ему Бог в этом мире от вши претерпенье!»
И услышана была молитва старца.
– – –
И вот ни с того, ни с сего среди бела дня наслана была на него вошь –
«мышам подобная» – великое стадо.
И восскорбел старец со скорбящими и восплакался с плачущими и
бездомными.
И тогда отступил от него дьявол.
Конь и лев
Занозил себе лев лапу, а старец Герасим вытащил у льва занозу. И благодарный лев не только не захотел съесть старика, а с безмолвием, без всякого своего рыку, стал служить старцу.
В мясопустные дни лев служил старцу с утра весь день:
и воду возил, и все работы исполнял, какие надо, и к вечеру водил коня на водопой и, напоив коня, приводил назад к старцевой избушке.
Так втроем и жили: старец, конь да лев.
93
* * *
Старец, видя такую к себе милость Божью, благодарил Бога.
А лев, помня о помощи старца, из всех сил старался угодить старцу.
Но каково было коню? Что чувствовал конь, когда лев водил его на водопой и обратно к избушке?
* * *
Был этот конь – добрый конь: рыжий с белым пятном на лбу. Просвет-конь, звонко топал копытом, играл, а тут – тише воды, ниже травы:
со львом-то жизнь какая! – ни тебе травы пощипать вольно, ни тебе побегать вольготно: лев так
в оба и смотрит, а на уме – чуть что, и съест!
(Ведь и человек, если что стараться очень начнет,
и то жди – всегда наоборот, а лев – зверь!)
И уж вода не вкусна коню, и трава не сладка коню.
И никто не знал, как трудно коню!
* * *
Старец знал, для чего ему лев служит.
И лев знал, для чего он, лев, старцу служит.
А конь ничего не знал:
для коня старец – старец Герасим, а лев – ле-ев!
И про это тоже никто не знал –
ни старец, ни лев.
И возненавидел конь льва, а пуще старца
И одного уж ждал конь и об одном – по своему, по лошадиному – творил Богу молитву и утренюю и вечернюю:
«чтобы освободил его Бог ото льва, прибрал старца!»
Дар рыси
В лесу в келейке жил старец. Уединился он в лесную келью, чтобы, очистив помыслы свои от суеты и сердце от вожделений, делать Божье дело.
В миру страсти ослепляют человека! И как часто, думая, что делаешь для мира, на самом же деле лишь угождаешь своей страсти, и оттого не только какая людям помога, а еще большая смута бывает
94
в мире, а в смуте – и у первого твоего друга за рукавом нож спрятан!
Жил старец в лесу, трудясь над собой, и достиг большой чистоты и душевности, и уж от советов его и дел многое бывало облегчение людям в их мудреной жизни и, скажу, в наш горький век.
Старец редко выходил к людям, чаще к нему в лес приходили. И тут, в лесу, перебывали у него всякие – и смущенные, и покаранные совестью, и больные телесно, заболевшие оттого ли, что для их душевного совершенства надо было испытать им большую боль, или оттого, что потрясенная душа их расстраивала и телесную их жизнь. Старец по глазам и слову, обращенному к нему, угадывал силою своего духа недуги приходящих и отпускал от себя с миром.
Раз сидит старец в келейке своей, беседуя с Богом устами своего ясного сердца, и слышит, кто-то стучит.
Окликнул – –
не отвечают.
«Или ему это почудилось?»
И уж задумался старец о горести и обольщении чувств и всей неверности мира.
И опять – –
Нет, ясно: кто-то стучал под дверью.
– Да кто же там?
И пошел, отворил старец дверь – – а там – рысь и с ней детеныш ее: рысь детеныша подталкивала перед собой, а сама лапкой показывала на него.
– Слепенький, мол, рысенок у меня, исцели!
– – –
К старцу приходили люди всякие – и душой изболевшие и от изболевшей души телом расстроенные, а бывали и ниже зверя, ниже гада, ниже червя ползучего, звери же еще ни разу не приходили к нему. Но и появление зверя – этой рыси с детенышем не смутило старца – и разве еще не прозрели человеколюбцы, как часто человек-то, «гордость и венец земной твари», зарождается на свет Божий по духу куда там ниже зверя, гада, червя ползучего!
Сотворив молитву, старец плюнул в слепые глаза рысенку – и к великому счастью матери, рысенок вдруг стал озираться.
– – –
95
Путь до лесной келейки был неблизкий, рысенок проголодался и мать, первым делом, прилегла тут же у порога и накормила детеныша. А накормив, поднялась и, покивав старцу –
«спасибо, мол, спасибо, тебе!»
побежала домой, помахивая хвостом от счастья, и с ней рысенок ее, не слепыш, а быстрый.
«Какая понятливая!» – подумал старец.
И, благословив отходящий – день чудесный, стал на вечернюю
молитву.
* * *
Мы считаем дни, и дни наши проходят в заботах, мы боимся «случайности» и горчайшей из всех случайностей – смерти, мы живо забываем добро, какое оказывают нам люди, и болезненно помним все дурное и злое, мы обольщаемся счастьем, которое, думаем мы, достижимо в сем веке победой над внешним, и обольщаем других, суля мир и покой в беспокойном и враждующем строе самой жизни нашей, мы лжем себе, чтобы забыться, и лжем другим, чтобы отвлечь их от страшной и невыносимой
правды жизни – – ведь жизнь наша и всей твари, от былинки до невидимых духов, волнующих нас и теснимых (эксплуатируемых) нами, ни больше, ни меньше, как постоянное насилие, явное или скрытое, каждого над каждым – слепцы, вопиющие против войны и убийства, как будто бы в мире, в самой «мирной» жизни не то же убийство и война постоянно! – и у кого есть еще глаза и уши и чувства, тот это ясно видит и слышит и чувствует.
Старец увидел и услышал и почувствовал страшную правду жизни и, отрекшись от этой жизни, не вел счет дням и ничего не боялся, старец жил в воле Божьей, не обольщаясь ни счастьем, ни покоем в юдоли труда и неизбежных, ничем не отвратимых напастей, старец не помнил ни добра, ни зла на людях и забыл о рыси и о ее слепом рысенке, прозревшем по его молитве.
И опять сидит старец в своей келье, беседуя с Богом, и слышит: стучат.
96
Окликнул – –
но никто не ответил.
И на этот раз пошел старец, отворил дверь – и увидел рысь – одну, уж без рысенка:
приподнявшись на задние лапы, положила рысь к
ногам старца овечью шкуру.
«Вот тебе за рысенка!»
Старец изумился – он никак такого не ожидал от рыси!
И с благодарностью смотрел в небо, для которого создан человек и всякая тварь на земле.
Но, опустив глаза, был изумлен не меньше:
он увидел тут же возле шкуры ободранную овцу – «Господи, за что мне такая мука?» – говорили ее закаченные глаза и весь ужасный ободранный вид;
а рядом с овцой стояла старуха Ефремовна и трясущейся головой жаловалась бессловесно –
«Господи, куда я пойду теперь, последнюю у меня
овечку отняли!»
Старец замахал на рысь:
– Не надо мне твоей шкуры, ты погубила овцу, последнее отняла у старухи, не возьму!
Рысь не видела ни овцы, ни старухи и только почуяла, что сделала что-то не так –
и лапкой показывала старцу:
«Не знала, мол, и не собиралась, я только хотела отблагодарить за детеныша!»
И стояла так – и глаза ее рысьи неплаканные наливались слезами:
«Не знала я!»
– – –
И старцу жаль стало зверя.
– Ну, ладно, да вперед, смотри, не делай так!
И опять счастливая – «не сердится старец!» – подала ему рысь лапку на
прощанье –
Подержал ее старец за колючую лапку –
– Ну, не сержусь, не сержусь!
И побежала рысь, махая хвостом от счастья.
«Какая неразумная!» – подумал старец.
97
И благословив отходящий день – чудесный, стал на вечернюю молитву.
* * *
Много приносили старцу всяких даров в благодарность за его помощь: дети приносили игрушки, матери и отцы – рукоделье и хлеб.
И все он отдавал тем, у кого была нужда, но овечью шкуру он никому не отдал: шкура так и осталась лежать в его келье – дар рыси.
То, что могут уразуметь люди, рыси не дано и, принося благодарность, она действовала своим звериным разумом – человеку же дано знать глубины, но свершение глубин и человеку не дано, а только искание и скорбь.
И рысьи слезы были как скорбь человеческая, а скорбь человеческая есть единый свет жизни
Святая тыква
Был в Иерусалиме человек верен и праведен, именем Иаков. У креста предстоял Иаков на Голгофе перед распятым Христом. И когда воин пронзил копией ребра Христовы – и истекла кровь и вода, видел Иаков, как течет кровь. И, имея в руке только тыкву – как круглая чаша, – взял в нее кровь Христову.
И до смерти своей со страхом и твердостью сохранял Иаков эту тыкву-чашу с кровью Христовой.
По смерти Иакова два старца пустынника приняли святую тыкву.
По пути в пустыню явился им ангел: «Мир вам, божьи старцы, – сказал ангел, – благовествую вам радость, храните сокровище – кровь Христову, и не возбраняйте дара сего и милости всем приходящим с верою!»
И со всех концов земли приходили к старцам в пустыню – и, как бы ни были одержимы страстью, всякий, с верою приходя, исцелялся.
Когда же наступил час помереть старцам, пришел в пустыню смирный монах Варипсава, и передали старцы Варипсаве
святую тыкву.
98
* * *
И пошел Варипсава из пустыни, ходя из города в город, из страны в страну, по всей земле много чудес творил и исцелений от всякой страсти.
А разбойники, видя великие чудеса, смекнули себе:
– Убьем, – говорят, – монаха, возьмем эту кровь Христову, и будет у нас большое богатство!
И однажды в ночь, как шел Варипсава – нес страждущему миру бессмертный источник: кровь Христову – разбойники напали на него, убили и унесли сокровище.
С того часу пропала святая тыква с животворящей Христовой кровью.
В мире ходит грех – и страждет мир:
родятся на беды,
живут безнадежно,
погибают в отчаянии.
В мире грех вопиет на небо –
безответно!
Вопиют чувства, вопиют дела, вопиют мысли, вопиет сердце –
неутоленно.
Боль и болезни, вражда и злоба, неведение и невидение, тупая, неустанная забота о днях гасят последний свет жизни.
Погасающий свет моей жизни вопиет на небо –
Беспросветно!
– – –
И ты увидишь: воскрыленная подымется на небеса святая чаша с
кровью Христовой и свершится – суд утолит твое неутоленное замученное сердце.
99