II. ШАКАЛ
Сказ кабильский
1. Дрозд
Бежал шакал мимо дерева, глядь – на дереве, на самом на шпыне,
гнездо: в гнезде дрозд, а под дроздом семеро дроздят – головки высунули.
Окликнул шакал дрозда.
И говорит:
– Бросай-ка мне одного сюда! А не то залезу на дерево! тебя и всех твоих паршивцев съем!
Со страху у дрозда душа в пятки – птенца он шакалу бросил.
Подхватил шакал дрозденка и гоголем побежал домой.
А на другой день опять тащится. И опять ему бросай. И получил. Так и повадился.
И всякий день – шесть ден! – подходил шакал к гнезду. И не семеро дроздят – к седьмому дню один остался.
* * *
Сидит дрозд над дрозденком хмурый, наперился – и жалко и страшно, расставаться не хочется!
А проходила теми местами лисица и видит, дрозд – чудное дело! – приостановилась.
– Чегой-то ты, акуаба? никак плачешь!
– Э-э, акуаба, как мне не плакать! Всякий день шакал ходит, шакал стращает: «не дашь, гычит, птенца, залезу на дерево и всех съем!». Было у меня семеро деток, шестерых я ему бросил и вот дожидаюсь: пожалует, изволь ему седьмого – е-един-ственный!
– Шакал? залезет на дерево?! Еще скажи: яйцо снесет! Да понимаешь ты, шакал горазд по деревам лазать, что и мы, лисицы, – нам это против природы! – никак не схитриться.
400
А вот явится сюда, ты ему прямо так и скажи: «сам полезай!» – и больше никаких. Увидишь, какой шакал лазун. Смешно бояться.
И лиса побежала.
* * *
А шакал тут как тут: чего-то нажрался, ладит шельма дрозденком полакомиться.
– Ну, ты-ы, – кричит дрозду, – бросай, нечего там! А то залезу на дерево и тебя заодно.
– Сам полезай! – открикнул дрозд.
– И что ж такого? и залезу!
Шакал обежал дерево – высоко гнездо! – поднялся на задние лапы. Уперся, да как отбрыкнет!
И не тут-то: только о сук хвостом шарагнул.
А дрозд ни жив ни мертв: что еще будет?
Шакал не растерялся, постойте: из веток, видал он, лестницы делают, а по лесенке куда хочешь, хоть на небо.
И сейчас же ветки ломать.
Сгреб и за работу: лестница в самый раз! – и полез.
Ветка хряснула – шакал кувырок, да мордой о пень.
А дрозд облинял весь от страху и в слезы.
Летел над гнездом орел – что за причина: дрозд – плачет?
– Ты чего плачешь?
– Шакал! шакал стребовал! шакал шестерых сожрал. Хочет седьмого – е-един-ствен-ный!
– Не плачь, я тебя в обиду не дам.
Орел принизился – всклекнул – и к шакалу.
А шакал бросил лестницу, поджал хвост покрепче, прыгает вокруг дерева, цапается – приноровиться не может.
– Чего это ты, ушен, стараешься?
– Как чего? – отсказал шакал орлу, – за пайком! Мне тут паек полагается: всякий день по дрозду. Шесть дней получал. Нынче дрозд выдавать не желает.
– А хочешь, я покажу тебе такую землю – сказал орел, – такую дроздовскую страну: дроздов там, как мух, и тебе и всему твоему кодлу не в проезд будет.
– Дроздовую страну? – шакал языком прищелкнул, – дрозд – это наше любимое лакомство! Покажи.
401
– А садись на меня.
– А ты меня потом спустишь?
– Спущу, садись.
* * *
Залез шакал на орла – полетели.
Полетел шакал на орле – о дрозде забыл – там их как мух, дроздовая страна!
Орел поднялся высоко.
– Ушен, посмотри-ка на землю, какая тебе земля видится?
Шакал заглянул вниз.
– Красная.
– Это бараны, – сказал орел, – твоя жертва: ты их погубил однажды.
И поднялся выше.
– Ушен, посмотри-ка на землю, какая тебе земля видится?
Шакал боязливо заглянул вниз.
– Белая.
– Это ягнята, – сказал орел, – твоя жертва: ты их погубил однажды.
Да еще выше.
– Ушен, посмотри-ка на землю, какая тебе земля видится?
А у шакала от страха в глазах черно. С тревогой заглянул шакал на землю.
– Черно! Совсем черная.
– Это козы, – сказал орел, – твоя жертва: ты их погубил однажды.
И поднялся – за облака.
– Ушен, посмотри-ка на землю, какая тебе земля видится?
Но шакал уж не смел раскрыть глаз.
– Ничего не вижу.
– Так тому и быть.
Орел рванулся – шакал соскользнул с его плеч, не удержался.
И полетел шакал вниз на землю.
* * *
Шакал чуть не помер от страху. В смертном страхе вспомнил шакал:
402
– Сиди – абдель-кадер-дьи-ляли, волчий пастырь! – взмолился шакал, – в озеро – либо в стог! в озеро – либо в стог! в озеро – либо в стог!
И угодил прямо в озеро.
* * *
Шакал барахтался в озере.
Попробовал прыгнуть – не прыгнешь: вода под ногами! заливает.
Шакал тонул.
– Сиди – абдель-кадер-дьи-ляли, волчий пастырь! Я дам тебе меру зерна, спаси, дай не утонуть, утопаю!
А вода уж по губы.
И вдруг ткнулся ногой о дно.
Шагнул – и еще шагнул: мельче – по шейку, по пояс –
И выбрался шакал на берег.
Отряхнулся.
– На! выкуси. Сиди-абдель-кадер-дьи-ляли! Больше нечего мне тебе дать!
Шмыгнул носом.
И побежал.
2. Кабаниха
Бежал шакал по дороге – после встряски пробежаться никогда не мешает!
На дороге решето брошено.
Шакал ткнулся лапой, поднял решето и отошел в сторонку.
Там сел на солнышке – решето на колени.
– Ну, и дурачье ж!
Шакал мурчал.
* * *
А шла мимо кабаниха.
Видит шакал сидит, согнулся: не то книгу читает, не то молится.
– Что это ты, куманек, делаешь?
– Проходи, кума, не мешай, – отбуркнул шакал, – не дадут сосредоточиться! Что у тебя нет глаз, что ли: видишь, изучаю.
403
Шакал еще усердней согнулся над решетом и так замурчал, – а и вправду, по ученой части ударился!
«Ушен науку разрабатывает!» – уверилась кабаниха. И тихонечко подошла поближе.
– Извини, пожалуйста, кум: вижу, читаешь. Вот оно куда хватил: ты, значит, теперь ученым заделался? Хочу тебя попросить: семь у меня малышей, выучи ты их книжки читать.
Шакал оторвался от решета:
– Что ж, тильта, это можно.
И опять уткнулся:
– Учить, это – наше призвание.
– А много ли, примерно, требуется времени научиться читать?
– Как кому: толкового в неделю обработаю.
– Я тебе их пригоню, кум. Куда прикажешь?
– А валяй хоть сюда.
И шакал замурчал еще стервее: заниматься наукой, не по полю бегать!
А кабаниха за своими пошла за кабанятами: когда еще такой случай выдастся, а неграмотному нынче ходить – и свинье не полагается.
* * *
Ушла кабаниха и вот уж назад жалует. И не одна: семеро сорванцов за ней – клыки белые молоденькие так и поблескивают, а хвостики, что ниточки.
– Вот они мои все семеро. Обучи, сделай милость.
Шакал взглянул из-за решета на кабанят, не удержался – облизнулся большим облизом вкусным: хорошо хруптит кабаний жареный хвостик!
– А когда, кум, прикажешь наведаться?
– А я тебе сказал, через неделю. Коли толковые, за неделю успеют. Посмотришь, кума, как обработаю: и не узнать!
Кабаниха пошла домой одна.
* * *
Шакал отбросил решето: чего с ним? – пробито и прутья наружу – дрязг.
404
И погнал за собой кабанят.
Шестерых он поставил в закуток.
А седьмого – в котел: одна половина на обед, другая – на ужин.
Нажрался и завалился спокойно дрыхнуть: и сыт и впереди неделя сыта!
* * *
Всякий день у шакала на обед и на ужин кабан – всякий день по кабаненку выводит шакал из закутка.
Шкуру, растянув, приколотил на дворике: шкура к шкуре – рядком.
И полетели мухи на шакалий двор, на свежую шкуру.
И от мушиного зума и зура такой шум поднялся – весь шакалий дом, как живой брум, забрумбунил.
К восьмому дню шакал последнего кабаненка прикончил.
И семь шкур кабаньих на дворе шакальем висели мухам на утеху.
* * *
На восьмой день явилась кабаниха. Шакал вышел ей навстречу.
– Здравствуй, тильта! Как, кумушка, поживаешь?
– Спасибо, кум. Могу я моих ревезят посмотреть? И как – может, домой можно?
– Одно тебе, кума, скажу: усердно засели за книгу! Лучше не мешать. А не такие они гораздые, как мне тогда показалось. С лица милы – в мамашу. А насчет смекалки – в отца. Муженек-то твой, видно, не таковский: не тебе чета.
– Чего греха таить, старик не очень гораздый: ни читать, ни писать не умудрился.
– Ну, это твоим детям не помеха. Не даром у них такая мамаша. Не хвастаясь, скажу: прилежания у них не занимать стать. Хочешь, кума, проверим?
– Очень бы хотелось.
– Вот пойдем сюда к дому: приложи ты ухо к двери. И ты собственными ушами услышишь, как здорово долбят уроки. Да, знаете, – шакал ощерился.
405
А кабаниха распустила ухо под дверью.
А там – ну там такая долбня – ну такой брум и зум и зур, ну, как мухи.
– Что, говорил я тебе! каково?
Кабаниха даже всхлипнула:
– Очень, очень прилежны.
– Примешь их от меня не как какую дрянь, а совсем порядочных и вполне приличных, образованных, понимаешь?
– Очень, очень мне это приятно. А когда ж, куманек, придти-то за ними?
– Да так – через недельку, кума. К тому времени они будут совсем в отделку.
Кабаниха пошла.
* * *
Кабаниха с глаз долой – шакал за работу.
Немало немедля принялся шакал мастерить лазейку – другой выход из дому «на всякий случай» с другого конца: неровен час, улепетнуть чтобы.
А кабаниха, как вернулась домой, и до того без детей заскучала, нет уж сил сроку дождаться. День еще кое-как перебыла.
А наутро к шакалу.
Стучит она в шакалий дом.
Никто не открыл ей.
И принялась дубасить.
– Это я, – кричала она, – я, тильта! кум, отвори ж мне! Я пришла детей повидать.
Шакал, как услышал, да скорей через двор к лазейке.
Только его и видели.
Кабаниха кличет:
– Отвори! Я пришла детей повидать.
И ей никто не отвечает.
Постояла прислушалась: там брум и зум и зур, как мухи.
«Нет, это не мои дети: мои дети узнали б мой голос, пустили б!»
Кабаниха навалилась всей своей грузью на дверь – и высадила дверь.
Да в дом – нет никого.
406
Она во двор – и там никого.
Шкурки висят – семь шкур кабаньих – и вьются мухи: зум и зур и брум.
Это детей ее шкурки – узнала!
Бешеная бросилась она через шакалий двор – все углы обежала– отыскала лазейку. Да в лазейку по следу шакала.
* * *
Бежал шакал, что есть прыти – кабаниха следом.
Быстер шакал – бешеная свинья быстрее.
И все быстрее, по пятам уж. И видит шакал, не уйти! На дороге нора: он в нору.
И кабаниха тяп его – ухватила за лапу и потащила.
– Чего ты, – кричит шакал, – за корешок-то тянешь? Ты думаешь, это моя лапа? Моя лапа рядом.
Кабаниха сдуру и выпустила лапу.
Шакал лапу, а хвост не успел: кабаниха хвать за хвост.
– Чего ты, – кричит шакал, – за корешок-то ухватила? Ты думаешь, это мой хвост?
– Да, – сквозь зубы, – да, я думаю, хвост.
Да как рванет – и оторвала хвост.
Шакал провалился в нору в самую глубь, да по проходам выбрался с другой стороны на волю.
– Ладно ж! – кричала кабаниха, – упустила тебя, стервеца. Ну, да тебе от меня не уйти теперь: меченый! Я тебя, бесхвостого, из тысячи узнаю. Я тебя, подлеца, – не уйдешь!
* * *
Обошла кабаниха всех своих родственников, обежала всех знакомых и приятелей.
И всем и каждому одно свое о шакале – который шакал детей ее убил и которого – убить мало!
– Подлец, – кричала кабаниха, – ушен украл семь моих деток и всех убил! и всех сожрал! Кто б и где его ни встретил, тут же его, на месте, мерзавца! Или мне скажите, я с ним сама расправлюсь. Я ему, негодяю, оторвала паршивый его хвост: шакал бесхвостый!
407
И пошла молва по лесам, по полям, по дорогам: ищут кабаны среди шакалов бесхвостого шакала: от кабаньего клыка бесхвостому не уйти!
А бесхвостый:
– Эх, дураки, дураки! с хвостом ли, бесхвостого – голыми руками меня не взять.
* * *
По дороге к мельнице стояло большое фиговое дерево.
Давно на него шакал зарился: хорошо с винными ягодами чаю попить, не плохо и свежей смоквой полакомиться.
Только теперь уж не до чаю и не в лакомство, другая забота: хвост – как никак, а бесхвостый всякому взарь.
А стали шакалы между собой шушукать:
– Который из нас, товарищи, бесхвостый?
И пришло бесхвостому на ум:
«Угощу-ка я хвостатых фигой!»
Вот и скликал он шакалов под дерево на даровое угощение.
* * *
Большая собралась стая – и старые и малые – шакалы, шакалики, шакалята: за фигой да еще на даровщинку только дурака не заманишь!
– Товарищи, вы меня подсадите на дерево, и я вам стрясу – всем будет по фиге.
– Не согласны, – заорали шакалы, – мы тоже хотим полезть.
– Никак невозможно: первое дело – ветки не выдержат, а затем – подымется спор из-за местов, откуда кому фиги рвать, мельник услышит и не успеем во вкус войти, всех нас турнет по шеям.
– Правильно.
– Правильней всего будет так: я всех привяжу хвостами к стволу и у всякого под носом будет свободное местечко – в любой момент всякий может подхватить фигу.
Шакалы остались довольны. А шакал привязал шакалов хвостами к стволу, влез на самого большого шакала, а с большого шакала на дерево – пустяки, укрепился на ветке и ну трясти.
Фиги попадали – шакалы с визгом бросились подбирать всякий свое.
408
И не столько визжали шакалы, сколько бесхвостый унимал их криком.
Такое поднялось: и не только на мельнице, а и за мельницей слышно.
Мельник слышит, взял дубинку да с дубинкой прямо к дереву на горячее место.
Шакалы со страху побросали фиги да в бега – да бежать-то не убежишь, хвостами привязаны, хвост не пускает.
Или погибнуть или хвостом пожертвовать!
И разбежались шакалы кто куда – а оборванные их хвосты остались на стволе мотаться.
– На-ка-сь! ищи теперь бесхвостого, свинья! – взвизгнул шакал, да с дерева как сиганет.
Мимо хвостов, мимо дубинки, мимо мельника и – пошел.
* * *
А кабаниха рвет и мечет – давай ей бесхвостого шакала!
И устроили кабаны на шакалов облаву.
Окружили целую шакалью стаю да к кабанихе во двор и пригнали.
А глянула кабаниха и глазам не верит: все одинаковые – и хотя бы у одного какой завалящий! – у всех хвосты оборваны, бесхвостые.
«Ну, ладно ж, выведу я тебя, мерзавец, на свежую воду! Или всех погублю!»
И сейчас же на кухню.
Сварила такую перцовую кашу филь-филь на «вора-злодея». –
«Кто мне зло сделал, тот первым ах простонет!» – пошептала над кашей.
И выносит полное блюдо филь-филь – угощение шакалам: понапрасно ведь беспокоила! против них она ничего не имеет! так вот, чтобы загладить – угощение! Милости просим, отведайте кашки!
Шакалы на кашу навалились.
А бесхвостый-то кум только вид делает: ест, а сам все на землю.
И когда шакалы наелись – блюдо подлизали – перец-то у них там как зажжет, в один голос все разом и ахнули.
409
Кабаниха их в сад на пруд – водицы испить!
Шакалы на воду напустились.
Уж пили, пили – а жжет! – да там на бережку и лапы кверху.
А бесхвостый кум – ему с чего? – глотнул и довольно.
И как увидел он, что товарищам крышка, с берега шасть – да мимо кабаньих пырь –
– Твой кум тут! – крикнул.
И был таков.
3. Лев в сапогах
Что язык, что слово, – что волос, что хвост.
Подрос хвост у шакала.
И опять шакал, как шакал – ушен!
Раздобыл шакал коровью шкуру, взобрался со шкурой на холм, там и ему все видно, и сам у всех на виду! расправил шкуру, вырезал сапожной кожи и за работу: сандалии шить.
И уж ходит по холму и не просто – прогуливается: обнову разнашивает! шакал в сапогах!
* * *
А проходил мимо лев.
Что за диво: шакал в сапогах!
– Послушай, ушен, нельзя ли мне такие?
– Что ж, изюм, можно.
– Великолепные сапоги! И ты это все сам? – А кому ж! моих рук дело.
– Сделай, пожалуйста.
– Только твой материал, изюм! Кожи у меня подходящей нет, а что было, вся высохла, не годится.
– Чего надо, я все достану. Ну, и мастер же ты, ушен.
– Корову надо, да чтоб пожирнее! Чем жирнее корова, тем свежее кожа, тем крепче и мягче обувь. Такие тебе сапоги сошью – сандалии! – и век не сносить, и легко, и покойно: самый вострый шип не уколет и заноза не влезет, хоть по иголкам бегай. А главное, не чувствительно: босиком или обутый – не разберешь.
– Я тебе, ушен, корову мигом доставлю.
– Живую и пожирнее.
410
– Ладно.
Лев отбежал за холм и уж тащит этакую.
Шакал осмотрел: годится.
– Вот именно такую и надо. А из мяса мы и тупу наварим, и котлетов нарубим, и студню заготовим. Ты студень любишь?
– Не откажусь, ушен: студень с хреном очень вкусно.
– Ну, изюм, управься с коровой.
Лев корову кончил.
Шакал с коровы кожу, вырезал кусок для сандалий.
– Надо иголку и дратву, можешь расстараться?
– Это можно.
И опять лев отбежал за холм.
Шакал пощупал кожу – помял, потискал – не кому ведь, самому льву сапоги шить, надо постараться!
– А какая жирная корова, такой никогда не перепадало шакалу: то-то вкусно!
А лев уж идет: иголку и дратву, получайте!
* * *
– Ложись, изюм, и протяни мне свою лапу! Надо пометить. Надо, чтоб уж по ноге, честь честью. А затем прикрепим.
Лев лег, задрал ноги.
Шакал взял его лапу, ткнул в лапу иголку.
– Что? не очень? Зато будет крепко.
И стал пришивать прямо по живому.
Лев застонал от боли.
– Ну! перестань, маленький, что ли? Чем больнее, тем потом будет приятнее: и не то что иголка, пила ни по чем, прямо хоть пляши по пиле!
А очень больно было.
Шакал пришил подметки прямо к ступням, перелентил ногу – сандалии! – как раз по ноге.
Чудесно! А теперь на солнце, пятки вверх, кожа подсохнет, и всякую боль забудешь.
Лев попробовал подняться – ступил на ноги.
И хоть ревмя реви – нет мочи!
И так это его разожгло, не удержался да лапой на шакала.
– Мошенник!
411
– Что? – шакал отскочил, – хорош! вот – благодарность!
Забрал коровью тушу и поволок.
* * *
Боль все жгее, все крепче.
С трудом прополз лев, лег на солнышке, задрал ноги на самый припек: поверил (поверишь!) – подсолнечнит – поможет.
А солнце как ударит в кожу – и стала кожа сохнуть: загрузило! а ноги уж как в гвоздяных тисках сжаты.
Задрав ноги, лежал лев на солнце и тяжело дышал.
А проходили мимо холма две рябки: кур и курочка.
– Что это с вами, лев?
– А вот посмотрите! какую со мной штуку удрал шакал.
Рябки робко подошли немного поближе.
Что ж это такое?
– Мошенник! сапоги к ногам пришил! Помогите!
Рябки переглянулись.
– А дайте нам клятву, – разом проговорили, – ни сегодня, ни потом, никогда вы нас не обидите и не захотите съесть! Мы вам поможем.
– Я никогда не обижу ни одну рябку, – поклялся лев, – я никогда не съем ни одну рябку.
– Сию минуту! – сказали разом.
Да к ручью.
Они набрали воды себе в клюв и на крылья.
По капельке льют воду на израненные ноги.
И тихонечко клювами, когда размягчилась кожа и рана, вынули дратву у льва.
– Куда в холодок бы вам лечь! – разом сказали.
Лев поднялся.
Лев взревел от боли.
Да пастью как хап! – прямо на рябок.
С шумом шарахнулись рябки – и улетели.
А лев – так весь и вздрогнул: испугался!
Хорош! вот – клятва! А за то так тебе и всегда: забоишься!
Шакал тут же в холодке дожирал самый жирный коровий кусок.
412
А знаете, ведь и вправду, лев всегда полошится, когда мимо пролетает рябка.
4. Рябка
Подружилась рябка с шакалом: куда шакал, туда и рябка.
И шакал ни шагу без рябки.
Так и ходили вместе: глаза, как небо голубые – рябка на красных ножках и пес – сопатый! – шакал.
– Теткура, давай на спор: кто кого рассмешит?
– Давай, ушен: я рассмешу тебя.
– Попробуй.
– Идем.
И они пошли: рябка и шакал.
* * *
Привела рябка шакала на поле.
Там было двое: один работал, другой так – лодаря гонял.
– Видишь, ушен?
– Вижу.
– Так постой тут.
И рябка полетела.
А шакал остался: ну?
Рябка скружила да лодарю прямо на голову и села.
И сидит, как на кочке.
Заметил другой, оторвался от работы.
– Тише! я на твоей голове поймаю рябку! – да за заступ.
Тот замер.
– Так! – да заступом как махнет.
Рябка порхнула – и угодил не в рябку, а прямо по башке.
С пробитой головой тот так и присел, не пискнул.
Шакал живот надорвал от смеха.
– Ну и ловкач! молодчага!
Вернулась рябка.
– Что? рассмешила?
– В жизнь так не смеялся.
– Теперь твой черед: рассмеши меня!
413
* * *
С поля вышли они в лес: шакал и рябка.
Идут лесом – стоит капкан: в капкане под камнем кусок мяса.
Шакал протянул лапу к мясу.
– Что это? мясо?
– Предательский кусок.
– Но он съедобный?
– Еще какой! Ты хочешь съесть?
– А как же, хочу.
Шакал протянул лапу к мясу – капкан захлопнулся – шакал попался.
Со смехом взлетела рябка на дерево.
– Придет охотник, вот удивится: каковский заяц! Пересчитает тебе ребра. Не отбрыкивайся, прими удар и представься мертвым.
И рябка улетела.
– Сами отлично понимаем! – уж досадовал шакал.
А охотник и идет.
И прямо к капкану.
– А! это ты, красавец! было б мне лучше – заяц! На, получай свое – награду.
Да палкой шакала раз да другой.
Шакал ткнулся и задрыгал ногами.
– Подох окаянный!
Охотник отшвырнул шакала, зарядил капкан и пошел себе из лесу.
А шакал вскочил и давай Бог ноги.
Едва рябка остановила: как очумел.
Шакал очнулся:
– Что? смешно?
– В жизнь так не смеялась.
* * *
– Ну давай чего-нибудь еще придумаем, ушен!
– Что ж, теткура, придумывай.
– Или ты меня наперед изволь накормить до отвалу или я тебя, а ты потом.
414
– Я потом.
– Ну, ладно.
* * *
Вышли они в поле.
И идет по дороге хозяйка, несет полную миску.
А в миске вкусное-превкусное мясо – тушеное с репкой, морковкой, луком: дочка родила – дочери дар родильный – кускус.
– Присядь-ка в канаву! – шепнула рябка.
Шакал в канаву, рябка на дорогу.
И не летит, а ковыляет – крылом по земле так и волочит, будто крыло перебито.
Хозяйку-то и приманула: хозяйка – миску на дорогу, сама за рябкой – ловить. А рябка в траву –
Шакал выждал, вышел и прямо на миску – все и упер.
– Ой, и до чего это вкусно кускус!
Облизал миску и опять в канаву.
А рябка над хозяйкой: вот-вот поддастся! вот-вот поймает! – ан, упорхнула.
Дальше и дальше –
Вдруг рябка расправила крылья и улетела.
Вернулась хозяйка на дорогу к миске, взяла миску.
– Я все слопал! – крикнул ей шакал из канавы.
И пошла хозяйка ни с чем.
Вернулась рябка к шакалу.
А шакал катается, гогочет:
– В жизнь так не обжирался, ну и кускус!
* * *
– Теперь твой черед, ушен. Я больше всего люблю горох.
– Очень кстати. Этого добра сколько хочешь – гороховый сев!
Шакал размялся – полным-полно брюхо! – и пошли неспеша.
И видят – в поле Лисак, сосед хозяйки, с мешком, горох несет.
Они за ним.
415
А тот развязал мешок, вынул горстку и пошел сеять.
Тут шакал к мешку.
– Послушайте, – кричит, – это мое.
Лисак оглянулся: шакал на мешке! – да скорее назад.
А шакал не уходит. – Он ближе. – Шакал стоит на месте. –
Еще ближе. – Шакал отошел немного.
И пошла погоня.
И не бежит шакал, идет, а поймать не дается. Да все в сторону, с поля –
Рябке вольготно – рябка в мешок.
Мешок и подчистила.
– Горошку съела, – крикнула рябка.
Шакал услышал да позаправдашнему – бежать.
И пропал – туда-сюда – нет шакала.
Лисак и пошел назад: надо досеять.
А сеять нечего – в мешке ни горошинки.
– Сколько добра пропало! – тужил Лисак.
А делать нечего, пришлось домой идти за новым мешком.
Вернулся шакал к рябке.
– Довольна?
– В жизнь столько не ела! А какой сладкий горошек!
И пошли: и сыты и довольны – рябка на красных ножках – глаза, как небесная голубь, и с ней шакал.
5. Песнь шакала
Занозил себе шакал лапу, идет и хромает.
Навстречу старуха – жалко ей шакала.
– Что это ты, ушен, хромаешь?
– Заноза, бабка.
– А давай я тебе вытащу.
– Ну, тащи!
Шакал лег на спину, протянул старухе ногу.
Осмотрела старуха ногу – занозу и вынула.
Поднялся шакал – чуть-чуть побаливает.
– Ну, ничего, подживет, ушен.
– А куда ты, бабка, мою занозу девала?
– А куда ж, выбросила.
– Как выбросила? Ведь это же моя заноза! Нет, ты мне ее отыщи.
416
Старуха искать. Ползала-ползала. Не может найти. Да и не мудрено. Заноза не пятак, и глазатому не по глазам.
– Не могу, батюшки, сыскать! А коли такая охота тебе до заноз, я их тебе из щепочек повытаскаю хоть тысячу.
– Вот дурака нашла! на что мне твои занозы? Что я из них кофе варить буду? Мою отдай. Мне моя нужна. Понимаешь? А раз не можешь найти, давай за занозу яйцо. На меньшее я не согласен.
Еще поискала старуха, и на себе и на шакале искала, – нет, пропала заноза.
– Ну, яичком уж, Бог с тобой!
И дала она шакалу яйцо прямо из-под курицы – свежее.
Забрал шакал старухино яйцо и пошел, и твердо идет – как и занозы не было.
* * *
Идет шакал по деревне. Яйцо в кармане. Вечер. Постучал в избу. Просится переночевать. Пустили.
– Хочу тебя попросить, хозяин. Нельзя ли мое яйцо положить под курицу?
– Отчего не положить.
– Ты мне только курицу покажи, я сам подложу: больно уж яйцо-то у меня.
Провели шакала в курятник, положил шакал яйцо под курицу. И назад в избу.
И улеглись.
А как все заснули, шакал к курице, тихонечко яйцо вынул – сожрал – а желтком по клюву мазнул курицу.
И завалился спать.
Спозаранку встал хозяин – шакал еще спал. Пошел на поле.
А вернулся – сидит шакал, плачет.
– Что это ты, а?
– Твоя курица мое яйцо сожрала.
– Курица – яйцо? Не может быть.
– А вот и может! Посмотри-ка на курячий клюв. Еще как!
Пошел хозяин в курятник.
Айв самом деле: клюв в желтке. Сроду не слыхивал: курица сожрала яйцо!
– Я тебе другое дам, ушен.
417
– Не надо мне другого, мне мое отдай!
– Чудак человек! Не могут же я тебе твоего отдать: курица сожрала! Я тебе два дам, пяток, ну десяток бери, а твое – откуда же я возьму?
– Не хочу никаких яиц: или мое подавай или ту самую курицу.
– Ну, ладно, бери курицу.
* * *
Идет шакал с курицей. И опять вечер. Надо ночь переждать.
Попросился на ночлег в усадьбе. Пустили.
– Хочу попросить: курочка у меня, нельзя ли ее пустить на ночь к вашей козе?
– Можно.
Шакал в хлев: курицу под козу. И в дом – пора спать.
А как все заснули, он тем же ходом в хлев, курицу сожрал, а козе морду курицей вымазал. И назад – спать.
А наутро – в слезы.
Увидал хозяин:
– Что такое?
– Твоя коза мою курицу съела.
– Ну, что ты, в уме что ли: коза – курицу?
– А посмотри на козиных губах – вся мордца в крови.
Пошел хозяин в хлев и прямо к козе.
И что же думаете, ведь шакал прав: коза курицу-то сожрала!
– Я дам тебе, ушен, другую. Что поделать!
– Не хочу! И не надо! Отдай мне мою и больше никаких.
– Да что я тебе рожу что ли? Коза – сожрала. Ну? Хочешь я тебе взамен две, три курицы?
– И десяти не надо. Давай мне мою. Или ту самую козу.
Хозяин отдал козу.
* * *
И уж идет шакал — шакал ведет козу.
Вечер. На ночь глядя, мало ли что, лучше ночь переждать.
Попросился шакал ночевать на скотном дворе. Пустили и на скотный двор.
– Хочу попросить, нельзя ли мою козочку на ночь к корове поставить?
418
– Козу? Можно.
Шакал сам повел козу в хлев и там поставил к корове.
И на боковую.
И когда все заснули, он козу сожрал, а корову козой помазал.
И спать, как ни в чем не бывало.
И дрыхнет – буди, не разбудешь.
А проснулся – плакать.
– Ты что, ушен, плачешь?
– А твоя корова мою козу съела.
– Корова козы не ест. Ты с ума спятил.
– Сам-то ты спятил. А поди осмотри корову: все губы в кровище.
Пошел хозяин в хлев – а у коровы губы в крови: ясное дело, корова съела козу.
– Я тебе другую дам.
– Не хочу другой, давай мою.
– Мою! мою! Да корова – съела! Ну хочешь я тебе две, ну три козы отдам?
А шакал уперся:
– Мою. Мою козу или ту самую корову.
И отдал хозяин шакалу корову.
* * *
Целый день идет шакал – вел корову.
Вечером надумал у судьи остановиться.
Судья пустил.
– Разрешите корову поставить к вашей кобыле?
– Пожалуйста.
Шакал сейчас же в конюшню: корову к кобыле.
А как судья заснул, шакал назад: корову сожрал, а кобылу коровой помазал.
И залег.
И спал ночь хорошо, а наутро – в слезы.
– В чем дело?
– Ваша кобыла мою корову съела!
– Что вы говорите: кобыла – корову?
– А посмотрите: у кобылы на губах коровья кровь.
Судья в конюшню: на кобыле коровья кровь – кобыла съела корову.
419
– Я вам другую дам.
– А что мне другая? Мне дайте мою корову.
– Откуда же я вам ее возьму, из кобылы что ли? Я вам две, три коровы.
– Не желаю. Или мою корову или ту самую кобылу.
Судья отдал шакалу кобылу.
* * *
Идет шакал, ведет кобылу.
Навстречу несут покойника.
– Что это вы, товарищи, несете?
– Что ты, дурак, не видишь: чай покойника! Старушенция померла, тащим на кладбище.
— А давайте меняться: вы мне бабку — я вам кобылу. Подумали, подумали: ловко ли?
– Ну, бери, давай кобылу.
Шакал взвалил себе старуху на плечи и пошел.
А те повели шакалью кобылу, не шакалью – самого судьи: добрая кобыла!
* * *
К вечеру шакал пришел в деревню.
Идет по деревне, а там пир горой: свадьбу играют.
Увидали шакала, просят остаться.
Поблагодарил шакал: он не прочь.
– Мать у меня старуха хворая, натрудилась в дороге. Надо за ней присмотреть. Могу я ее положить с новобрачной?
Отец женихов согласен.
– Конечно! Ночью молодая за ней посмотрит.
И повел шакала в комнату невесты, показал кровать.
Шакал уложил старуху. А когда остался один, ножичком ей шею и подрезал. Прикрыл одеялом. Будто старуха заснула.
И вышел.
* * *
И гуляет шакал ночь на пиру: и пил, и ел, и плясал.
Веселей не сыскать, всех за пояс заткнет, фокусник.
Очень всем понравился шакал.
420
А наутро идет к отцу, воет.
– Что случилось?
– Ой, посмотри-ка, молодая что сделала? Ночью зарезала мою мать!
– Где? когда? – испугался отец.
– Мать – ночью.
Отец к молодой: а там старуха – шея надрезана – мертвая.
Еще больше испугался отец:
– Не знаю, что и делать.
– А отдай мне молодую! Или я пойду и донесу.
А старику это на руку:
«Ведь этак и сына б могла зарезать!»
И отдали шакалу молодую.
Шакал ее в мешок. Мешок на плечи.
– Бабку-то похороните!
Да и был таков.
* * *
Идет шакал, несет мешок.
Много прошел. Жарко и устал.
А проходил мимо усадьбы. Не передохнуть ли?
Видит, хозяин у ворот стоит.
– Разрешите? Я тут на скамеечке.
– Отчего ж, отдохни.
Шакал сбросил мешок с плеч. Присел.
– Испить бы водицы?
– А иди во двор, там колодец. Пей на здоровье.
Шакал во двор к колодцу.
И как пошел шакал к колодцу, молодая-то в мешке и зашевелилась – и надо ж такому случиться, занес ее шакал на родной двор! – узнала отца по голосу и просит освободить ее.
Отец развязал мешок – а и вправду, дочь!
– Скорее наполните мешок, а то шакал вернется!
А сама бежать.
Кликнули двух здоровущих собак да в мешок. Завязали в мешок, поставили на место.
А шакал всласть напился, бежит.
– Спасибо!
Подхватил мешок на плечи и в путь.
421
И так ему легко.
И уж тяжелый мешок как перышко.
* * *
По дороге холм.
Поднялся на холм, положил мешок.
И уж больше не мог – запел шакал: пел шакал, какой он шакал, не
простой: из занозы вылупил яйцо, из яйца – курицу, из курицы – козу, из козы – корову, из коровы – кобылу, из кобылы – мертвую бабку, из бабки – молодую жену.
Да за мешок – развязал.
А из мешка как скокнут – собаки.
Забыл шакал, что и пел – только пятки сверкнули.
Вот тебе и молодая жена!
6. Ловушка
– Ну, ладно ж! один раз вам удалось меня обмануть, а уж больше – дудки!
Шакал пришел к пастуху:
– Я, ушен, тысячу раз могу провести тебя, а ты – попробуй!
И вспрыгнул на ягненка.
Пастух увидал да скорее к ягненку: освободить от шакала.
А шакал взял да в ухо ягненку как прыснет, да бежать.
А ведь это такое, тянее магнита – как слепой, побежал ягненок за шакалом.
Шакал в лес – и ягненок в лес.
Тут в лесу шакал с ним и управился.
И потащил себе на обед.
* * *
Видит пастух, шакал утек и ягненка заманил, ну постой же! взял да овцу клеем и вымазал — самым крепким, что и железо клеит – весь зад, и пустил, как мушеловку: шакал придет, будет ему угощение!
А шакал отобедал и в стадо.
Осмотрелся.
Да ту самую клейкую овцу и наметил – да прямо ей на спину.
И прилип.
422
Так брюхом прилип – не отдерешься.
А овца перепугалась – еще бы, шакал залез! – да со всех ног домой, а за ней и все стадо.
Пришел пастух.
Видит: шакал на овце.
Да долго не раздумывая, сграбастал шакала, стащил с овцы и давай лупить.
А шакал – дело испытанное! – сейчас же и подох.
– У! сукин сын! – пастух шваркнул шакала в угол.
А наутро, когда пастух отворил дверь, чтобы выпустить стадо, шакал поднялся, как ни в чем ни бывало, и выпрыгнул за дверь.
– Что, – крикнул пастуху, – говорил? нет, меня, брат, не проведешь! А у тебя я и еще кое-чем поживусь.
– Погоди, хвастун! дай только снежку, зима придет, я тебя вздрючу!
* * *
Пришла зима.
Пастуховы ребятишки поставили каменную ловушку, камнем которая бьет, капкан такой.
Пронюхал шакал и тут же под ловушкой устроил себе прятку.
Попадет ли птица или какой зверек – шакал сейчас же через дырку из своей прятки и из-под камня добычу забрал.
Так шакал и пробавлялся.
А ребятишкам никакой добычи не попадало.
Рассказали они отцу, осмотрел пастух ловушку.
– Это не иначе, как шакал, его работа. А поставьте-ка вы другую ловушку рядом да побольше, чтобы уж камень – ухнет, не встать.
* * *
Долго возились ребятишки и поставили большую ловушку: прямо на льва!
А шакал ничего не знает.
Всякий день ему корм, сытно, любопытства-то и нет, какая такая затея: а может, горку строят – зима!
Попалась птичка, полез шакал доставать, а из большой ловушки как
камнем грохнет – и придавило.
423
Выкарабкаться-то и не может.
Прибежали ребятишки: нет ли чего?
А под камнем – шакал.
Ребятишки на него с камнями, а взять не больно возьмешь: сидючи в прятке, шакал так весь вывалялся в грязи и так огрязился, просто не за что и ухватиться.
Ну, подергали они его за хвост и выпустили.
– Снежок! – крикнул шакал, – зима! и не так еще проведу!
И не оглянулся.
А как копнули прятку, а там пять шакалят – постарался!
7. Коза
Жила-была коза и было у козы две малые козятины-рогатины.
А жили они в пещере за холмиком: тут это их дом был, тут они и пили, и ели, и спали.
Всякий день с утра мать отправлялась на луг, паслась, рвала траву и вечером на рогах приносила траву домой. У пещеры она стучала копытцем в дверь и всегда одна кликала:
меж ног горшок,
меж рог сена стог.
Постучит, покличет – козяты и знают: это мать обед принесла! – и сейчас же бросаются дверь отворять. Мать не раз учила козятов:
– Ой, смотрите, дети! Никому не отворяйте! Голос мой знаете: такого ни у кого нет и такую песню только мы, козы, поем.
Козяты знают: они – никому.
– Не беспокойся!
* * *
Как-то вернулась мать с луга и кличет – поет свою козью песню:
меж ног горшок,
меж рог сена стог.
Козяты отворили ей дверь.
А сидел под кустиком шакал, все и слышал. И козяток, как дверь-то отворяли, заметил: на обед они ему очень и даже очень подходящи.
И решил шакал:
424
«Навещу-ка я завтрашний день козят: несчастные, целый день в одиночестве без материнской ласки!»
* * *
На завтрашний день не забыл, припер.
Ногой – в дверь, кличет:
меж ног горшок,
меж рог сена стог.
Козяты слышат слова – козьи, а голос поет – толстый, совсем не матери.
– Нет, это не мать, это кто-то другой.
И к двери.
А не отворяют.
– Мы твоего голоса не узнаем. Мы вам не отворим!
– Глупые, да ведь это же я, ваша мама! – попробовал уговорить шакал.
Но козяты молчок.
Шакал потуркался – заперто крепко! – и побежал.
* * *
А жил неподалеку волшебник Амрар.
Шакал к Амрару.
– Что мне делать: хочу пищать тонко, как коза.
А Амрар и говорит:
– Заройся, ушен, мордой в муравьиную кочку, разинь рот и пускай муравей в тебя налезает и ходит в горле туда и назад.
Накусают тебе горло, как следует, и будет у тебя не твой голос – козой запищишь!
Призадумался шакал: не очень-то соблазнительно в муравьиную кучу ложиться!
И побежал в лес, отыскал муравьиную кочку и разлегся мордой прямо в муравьиную кишь.
Муравьи полезли шакалу в рот, все горло разъели – и сделался у шакала голос козе под стать.
Когда пришел вечер, шакал – к пещере, постучал в дверь, покликал:
меж ног горшок,
меж рог сена стог.
Козяты услышали: слова козьи, голос матери.
425
Бросились к двери, дверь отворили.
Шакал вошел в пещеру и схряпал козят.
Вернулась с луга мать, принесла на рогах траву, а дверь – настежь, а в пещере – пусто: ни рожка, нет козят.
– Это никто, как шакал! Больше некому!
* * *
Всякий день с утра отправлялась мать на луг, паслась, рвала траву и вечером на рогах приносила траву домой.
Только не пела она больше своей козьей песни – ни к чему было: козятов нет!
И не стучала копытцем в дверь – своим ключом отворяла дверь.
Раз идет она вечером с луга и попадает ей шакал на дороге.
Вспомнила она козяток и не успел шакал поздороваться, она траву с рог как шваркнет.
И завалила шакала с головой.
А сама на него.
И придавила.
Уж шакалу не подняться.
Кликнула пастухов.
Прибежали пастухи.
– Подо мной шакал сидит: он моих козяток съел!
Коза поднялась с шакала – пастухи за палки.
А шакал из-под травы как шаганет и – тю-тю!
Так и осталась коза без козяток и шакал ушел – на мерзавца управы нет!
8. Волы
Пахал пастух на двух волах с утра до вечера.
Вечером пришел лев.
– Вот что, стегун, давай мне вола! Или я и тебя убью и твоих волов!
Стегун испугался: лев не шакал!
Стегун выпряг вола и дал его льву.
А лев даже и не поблагодарил – потащил вола.
Стегун вернулся домой – один у него вол!
426
И сейчас же пошел и купил другого вола: на одном попаши-ка!
* * *
И пахал стегун на другой день – с утра до вечера.
Вечером опять лев:
– Вола! или тебя! и волов убью!
Ничего не ответишь.
Стегун выпряг вола и дал его льву.
Лев унес вола.
Стегун вернулся домой – опять об одном воле!
И опять купил другого вола: он и завтра на двух пойдет пахать!
А когда пропахал он день и собрался домой, лев уж тут:
– Вола!
Так всякий вечер давал стегун льву по волу.
* * *
Гонит вечером стегун вола домой: другого изволь купить: – нет житья со львом!
А идет шакал:
– Посмотрю я на тебя, стегун, и в толк не возьму: выходишь ты поутру – два вола, а домой идешь – вол один. Я давно примечаю. Ты что ж их ешь что ли?
– Один грех, ушен: не я ем, лев ест. Как вечер – лев: давай вола! А лев, сам понимаешь: и двух волов отдашь.
– Дашь мне барана, я тебя огражу от льва.
– Сумеешь оградить от льва, – баран – твой, с удовольствием бери.
– Вот из-за того холма завтрашний день я спрошу тебя не своим голосом: «кто с тобой говорит?» А ты отвечай: «это – чурбан!» Да топорик-то не забудь. Понял?
– Понимаю.
* * *
Поутру взял стегун топор и погнал волов на пашню.
Вечером явился лев:
– Давай вола! или тебя и волов убью!
427
А из-за холма толстым голосом:
– Кто с тобой, стегун, говорит?
Лев испугался, пригнул лапы:
– Чур! это сам Бог!
Стегун громко:
– Это чурбан.
– А возьми ты топор и разруби мне чурбан! – еще толще толстый голос из-за холма.
– А ты долбани меня тихонько! – уж прошептал лев.
И наклонил голову.
Стегун за топор да с плеча по голове как ахнет – череп пополам.
И льву конец.
А из-за холма идет шакал:
– Поздравляю! Я мое слово сдержал. Завтра приду: барашка-то не забудь, обещал.
– Само собой, ушен, спасибо.
* * *
Вернулся стегун домой – двух волов пригнал.
– Ну, жена, шакал меня от льва освободил. Дай Бог ему здоровья! За мной ему барашек. Заколю пожирней. И надо упаковать хорошенько. Завтра возьму с собой на пашню.
Заколол стегун барана.
А жена, как запаковывать, и говорит:
– Ой, и барашек же попался! Вот бы такого, хоть кусочек!
Завернула барашка в шкуру, а сверток положила в плетенку.
– Знаешь, что я придумала? Посажу-ка в плетенку Кушку.
И кликнула Кушку.
Да и Кушку в плетенку.
– Это я на случай: кто ж его знает, а ну – как шакал и не захочет. Кушка постережет. А то за ночь явится какой зверь – и добра-то нам никакого не сделает, а сожрет.
Пошел стегун на поле.
Поставил плетенку.
– Ушен, – крикнул, – здесь твой барашек!
И за работу.
И пахал весь день до вечера – теперь чего бояться – лев не придет.
428
– Вот он какой шакал!
А шакал, как стемнело, на поле за барашком.
И видит, стоит плетенка: верно, это и есть барашек!
– Вот он какой стегун!
Приоткрыл плетенку да носом туда –
А из плетенки Кушка – тяп его за нос.
Шакал бежать.
За ним Кушка – за день-то насиделась, так и чешет!
Но все-таки шакал убежал.
А стегун, как с поля возвращался, пошел посмотреть плетенку – баран цел, не тронут.
И забрал домой.
– Ну, жена, шакал не захотел брать. Придется самим съесть: баранина хорошая.
9. Ёж
Идет шакал и шмыргает носом – здорово его куснула собака, вот тебе и бараний бок с кашей!
Нет, никогда он не будет помогать человеку – человек – обманщик –
Навстречу ёж.
– А! имуза!
– Здравствуй, ушен.
– Давай, имуза, вместе работать!
– Давай.
– Будет у нас бобовое поле, согласен?
Ёжик согласился.
Ударили по рукам.
И сейчас же бобы сажать – целое поле.
* * *
Пришло лето – растут бобы.
И много их к осени уродилось – большой урожай.
И принялись шакал с ежом за работу.
А как стали жать и наткнулись: находка! – два горшка: горшок с маслом и горшок с медом.
Осмотрели находку и решили пока что не трогать.
– А как пошабашим, возьмем домой, дома и разделим. Поставил горшки в сторонку и за работу: вечер еще не скоро!
429
Шакал ходчей ежа – впереди идет.
Только чего-то он вдруг точно спохватился: станет, стоит и озирается. А потом опять ничего.
– В чем дело, ушен? – не вытерпел ёж, – что-то тебе не по себе?
– А видишь, дело какое, имуза. Я тебе признаюсь: у меня прибавление семейства, поздравь, сегодня в ночь вот этакий родился шакаленок, куль-кулька! Надо бы мне домой: крестины справить. Некрещеному, сам знаешь, не годится.
– Так чего ж ты, чудак! иди! Справишь крестины, а потом возвращайся.
И ёж пошел вперед.
А шакал повернул.
Шакал повернул да совсем не домой.
А к тому самому месту, где оставили они находку: два горшка – с маслом и с медом.
За горшки шакал и принялся: все масло сожрал – так чуть-чуть на донышке, весь мед сожрал — только что для подлизу по стенкам.
В горшки – землю, а по верхушке один горшок заслоил маслом, другой горшок медом. И опять поставил на старое место, как и не трогал.
Вернулся к ежу.
А ёж далеко ушел.
– Какое ж имя ты дал своему мизгуну?
– Додной назвал, – облизывался шакал, – у нас такое имя есть: Додна.
И опять взялся за работу.
* * *
И так остаток дня: шакал впереди, ёж сзади.
К вечеру сжали все поле.
– Находку не будем трогать, пускай себе стоит тихо-смирно; кончим все работы, тогда и разделим. Как ты думаешь?
А сегодня надо все отнести домой и завтра обмолотить.
– Что ж, – согласился ёжик.
– Надо чтобы один носил, а другой молотить будет. Ты займешься ноской.
– Что ж, – согласился ёжик.
430
И ёж все перенес с поля — работал до глубокой ночи. А наутро, как начать молотьбу, шакал сказал ему:
– После молотьбы надо с вилами работать: надо высоко подбрасывать, чтобы зерна выпали. Ростом ты не ахти, имуза, для такой работы не вышел. Это уж мое будет дело, а ты лучше помолоти.
– Что ж, – согласился ёжик.
И за день все обмолотил.
Теперь черед шакала.
А шакал и говорит:
– Опять же надо позаботиться о мулах: возить зерно на мельницу. Местности ты здешней не знаешь, а у меня тут приятели есть, очень ко мне хорошо относятся. Ты, имуза, с вилами займись, а я пойду по соседству на разведки, присмотрю подходящих мулов. Нам пары будет довольно.
– Что ж, – согласился ёжик.
И целый день веял: вилами подбрасывал, зерно очищал.
А шакал – целый день его нет и только наутро вернулся.
Шакал одобрил ежиную работу.
– И ловко это ты обработал, не ожидал! Ну, имуза, теперь делить: одному солома, другому — зерно. Себе я возьму зерно, а тебе советую солому.
– Солому? – ёжик рассердился, – да я ж, не покладая рук, работал, и носил, и молотил, и веял. А ведь ты – ты только отвиливал, лодаря гонял, и ты мне суешь солому!
– Да солома-то, понимаешь, питательнее. Какой вкусный хлеб из соломы и все! А с бобов только пучит.
– Это у тебя пускай пучит. А я не согласен из соломы. Пойдем-ка к братьям и спросим: они нас рассудят.
– Зря только время тратить. Своего добра не понимаешь.
Шакал тоже был недоволен, а пришлось ему подчиниться.
* * *
Шакал и ёж пришли к братьям.
Рассказали братьям, как они вместе работали на бобовом поле и как урожай делили – о зерне и соломе:
– Кому чего?
– Это решит бег взапуски, – сказали братья, – кто первым придет к этой вот куче зерна, тому зерно, а который за, тому солому.
431
Тут ёжик улучил минуту и пришепнул другому ёжику:
– Затаись здесь в ямке у кучи и, как шакал прибежит, ты и обнаружься – ты придешь первым, понимаешь?
Братья показали место – начало бега.
И ёж и шакал отправились туда.
– Посмотрю я на тебя, имуза, – сказал шакал, – ведь я в пять, в десять, куда быстрее тебя. Ну, что ты можешь на своих на лапках, один смех. Впрочем, как знаешь.
Они пришли на место.
Стали рядом.
И началось.
Шакал побежал большими прыжками, а ёж шагу не сделал, свернулся и покатился в яму.
Шакал бежал во всю прыть – конечно, он придет первым!
Но когда добежал до кучи, другой ёжик высунулся из ямки.
– Я уже! – крикнул.
– Ёж пришел первым! – вскричали звери, – ему зерно. Так и присудили: ему владеть бобами.
Так и остался шакал на соломе.
– Что ж, солома тоже не худо. Хорошо и печку топить, горит ярко. А бобы даже вредно, если много напрешься. И бобовые супы однообразны.
Ёжик остался доволен.
* * *
– Теперь, ушен, давай делить находку!
– Пойдем, посмотрим.
И они пошли к тому самому месту, где спрятали два горшка: горшок с маслом, горшок с медом.
Горшки целы.
И все там же, как поставили, так и стоят.
Ёж царапнул поверху масло – а там земля.
Ёж царапнул поверху мед – а там земля.
Ни масла, ни меда – горшки с землей.
– Это ты, ушен?
– Ну вот, поди, сам сожрал!
– Я ?
– А кому же?
Ёж не захотел даже спорить: нет, пусть их Абумс рассудит.
432
И они пошли на суд к Абумсу – к самой маленькой и самой мудрой птичке.
Всю дорогу шакал дергался.
– Больно нужен мне твой мед сопливый! А масла я и в рот не беру. Да и брезгаю. Может, отравлено. Не понимаю!
Ёж молчал.
А когда пришли они к птичке, все ей рассказали с самого начала: о бобовом поле, о находке и об уговоре не трогать и как шакал бегал справлять крестины – Додной назвал шакаленка, такое имя шакалье Додна! – как вместо меда и масла в горшках оказалась земля, – кто сожрал.
Ёж – на шакала, шакал – на ежа.
– Я не трогал ни меда, ни масла, а сожрал шакал.
– И мед и масло сожрал ёж, а я этого не употребляю, мне и даром не надо.
Абумс-птичка сказала:
– Как спать ложиться, пусть каждый положит под себя по черепку от горшков. У того, кто сожрал масло и мед, масло и мед покажутся наутро на черепках.
Шакал и ёж вернулись домой.
И как ночь пришла, подложили под себя по два черепка, и спать.
Среди ночи проснулся шакал и сейчас же за черепки: на черепках и мед и масло.
Лизнул – проверил: не ошибся – и мед и масло.
Он тихонько к ежу – ёжик спит, ничего не слышит! – он тихонько ему свои черепки и подложил, а ежиные себе.
На ежиных и залег.
Проснулся наутро ёж, смотрит – а черепки-то под ним и в масле и в меду.
– Ушен, ночью ты подменил!
Шакал ничего не ответил.
Шакал молча подошел к ежу.
Шакал ударил ежа – но ёж выпустил иглы – и до крови расцарапал шакалу лапу.
Шакал кусаться – и окровенил себе всю рожу.
А ёж в комок да на шакала: и куда попадет – там кровь, и что тронет – там как прошла пила.
Шакал бежать.
433
10. До дна
С расцарапанной рожей, ободранный, шел шакал.
«Что, нарвался? очень неосторожно – так можно было и глаз повредить – шутки шутками, а знай меру, собака! И человек то же, что собака, обманщик! – и еж тоже – что? – нарвался?»
От ежиных игл пуще собачьего куса жгло.
«Уйти куда подальше в горы, скрыться от этой сволочи – куда ему теперь?»
И видит шакал: рябка.
– Теткура!
Едет рябка на осленке – с горы спускается – важно: глаза, как небо, голубые, красный клюв, красным ножки, а вся, как осенний лес.
– Что ты сделала, теткура, чтобы стать такой?
Рябка сказала:
– Я каталась по лесу – оттого перья мои, как пестрые листья; – я ходила по скале, клевала – оттого мои ноги и клюв, как красный камень; – я смотрела на небо – оттого и глаза мои, как небо.
– Я хочу быть таким же прекрасным, как ты!
И шакал побежал.
* * *
Шакал прибежал в лес.
Шакал подрался в самую лесь – перекувырнулся.
И стал по земле кататься – по корням, по листьям: шкура его в клочья, ни волоска! треснула кожа.
Вскочил да к горе – горел как шпаренный.
Вскарабкался на скалу высоко.
Там ударился мордой о камень – как градины, разлетелись зубы и рожа залилась кровью, красная, как пузырь, вся – в крови – не сушеет!
Ступить – каждый шаг одна боль! – прямо мясом по камню.
А лезет – там с вершины небо! все небо!
* * *
И шакал взглянул на небо – прямо на солнце – небо голубое, как глаза рябки.
434
А не сморгнет, смотрит –
Красная волна прыснула ему в глаза – красные дрозды полетели, красная хапала львиная пасть, ежиные красные иглы затаращились, взметнулись красные песьи языки.
И один самый острый язык, как ежиная игла, лизнул его больно.
И все свернулось.
Шакал зажмурился.
* * *
И из черна вдруг выступил перед ним голубой круг и поплыл – в
снежном ободке голубой; голубая река – голубая дорога.
Шакал ступил шаг – а в глазах одна голубь.
Шакал завыл – слепой над пропастью.
«Теперь он прекрасен, как рябка!» – и сорвался.
Там боком дернулся о камень, перекувырнулся.
И из распоротого брюха вывалились кишки, теча.
435