МЕРЛОГ

ТАЙНА ГОГОЛЯ

Из всех отзывов о Гоголе проникновеннее всех – В. В. Розанов: «никогда более страшного человека… подобия человеческого не приходило на нашу землю».

Розанов считал Гоголя за какого-то доутробного скопца и всегда выражался с раздражением, но однажды сорвалось неожиданно добродушное: «кикимора!» Когда же стал писать и раздумывать и, высказав эту свою бесподобную мысль о «подобии», иллюстрируя ее, перегнул, – или сатанинское имя Гоголя – имя птицы, под видом которой, по богомильскому сказанию, является Сатанаил при сотворении земли, сбило и перепутало, – и Гоголь получился не Гоголь, а какой-то «басаврюк» «проклятая колдунья с черным пятном в душе, вся мертвая и вся ледяная, вся стеклянная и вся прозрачная…, в которой вообще нет ничего! Ничего!!!» («Опавшие листья», 1 короб) – а на ничего и сказать нечего, ка-ка-я досада! «кикимору» забыл.

В русской музыке «кикимору» создал А. К Лядов. Лядов знал существо – «подобие человеческого» и, отвечая на мысль Розанова, с какою ясностью открыл своей музыкой, как это все далеко от «ничего». Если бы только ничего…!

* * *

Медноликой северной ночью, когда в полночь солнце рвется и не может уйти, и свет не гаснет, а рдеет, вышел месяц – «ухо ночи», какой тяжелый огромный! медной лунью залелеялись тени и вдруг – и откуда? – неутоленный клич рассек весеннюю буй.

Белой ночью как загудит в лесу и как! – отчаянно-безнадежно, нет, не мое это чувство – не человек вложил его в дремучий гинь.

Есть существа непохожие: лесовые, водяные, воздушные – в лесу, в реке, в воздухе. Это те, кто связан кровно с человеком. С кипучей тревогой, вдунутой в лесную душу, они рвутся из

253


круга – но в человека воплотиться навсегда заказано, а стать лесным чистым духом человечьи путы мешают.

* * *

Кикимора – от лесавки и человека. Существо и обычай ее – лешее, а мечта – человечья. И оттого-то ее озорное «ки-ки» огнем прорывает вопль человека: она никогда не сделается, как ее мать, лесавкой, и никогда не станет человеком.

– Гоголевская лирика в «Мертвых душах»! – Кикимора – озорная.

Как-то шли мы в Петербурге с Шестовым по Караванной и разговаривали на философские темы (кому и как писать прошения о «вспомоществовании»). Был ясный осенний полдень. И вдруг сверху капнуло – прямо ему на шляпу. Посмотрели – что за диковина? – видим: птичье.

– Да это Кикимора.

– Конечно, Кикимора, кому ж еще!

Кикимора шагу не ступит, чего-нибудь уж жди. И как возьмется озоровать, ну никакого нет угомона. И кажется, и во сне-то она что-нибудь выделывает, а не выделывает, так выдумывает – озора!

– Сцены поветового суда из повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем; Шинель –

Кикимора – существо доброе: зла не хочет – зла на уме не держит. А если что и выходит, ну, философу – Льву Шестову на шляпу попала! – это у ней не со зла.

Кикимора влечется к человеку.

Кикимора из всех лесных существ больше всех влечется к человеку. И если выходит что-то озорное, ее ли вина? И не игра ли это? – все ведь вертится около человечьей мечты! – подход к человеку? – и только у нас за озорство сходит.

Ки-ки-мора:

ки-ки-хи-хи – смех,

мора-мор-морана-мара-наваждение-чары.

Есть чары злые – и змея чарует!

Но есть – не от зла, не погубить, напротив – ведь Кикимора влечется к человеку. И нет никого чудней и смехотворней, и чары ее – смех.

– Эти чары – Гоголя.

254


Вы посмотрите, как сидит она где-нибудь на тоненькой жердинке – я видел ее однажды весенним ранним утром в Устьсысольске, где солнце не заходит, – какая мордочка умора! и какая вся… чистила себе копытце, помню, а в голове, я это видел по выражению лица, и выдумка и рой проказ.

Кипучая и легкая, она вся – скок и прыг – веретено.

Кикимора влечется к человеку. Но стать человеком ей никогда не дано. И не сойтись с человеком, как ее мать лесавка – с лешим сколько угодно, и будет от нее тысяча тысяч кикимор проказливых и чудных, весело? – Да-а.

– Русская литература зачарована Гоголем! –

Д-да! если бы ей только погасить в себе человечью мечту: стать человеком. А от этой мечты ей никуда не деться. И в этом ее судьба.

– Гоголь с его мечтой о «живой душе» – о «настоящем человеке!» – но ни его подвиг и сама Святая Земля не открыла ему – а могла бы, да не открыла б ему!

         Вот почему в прыге и смехе Кикиморы – в танце «ки-ки» мне слышится неутоленное – трагические звуки – не лесной бездушный гул, а наша тоска. В самом слове «кикимора» –

ки-ки – мора

– трагедия –

смех, наваждение, рок.

В «Сказаниях русского народа» у И. П. Сахарова есть стих о Кикиморе. Этот стих – тема для музыки А. К. Лядова, автора «Бабы-Яги» и «Кикиморы».

 

Живет-растет кикимора у кудесника в каменных горах,

с-утра-до-вечера тешит кикимору кот-баюн – –

                              говорит сказки заморские.

С-вечера-до-бела-света качают кикимору

                              в хрустальчатой колыбельке.

Ровно через семь лет вырастает кикимора:

тонешенька-чернешенька та кикимора,

а голова-то у ней малым-малешенька,

с наперсточек,

а туловище не спознать с соломинкой.

Стучит-гремит кикимора от-утра-до-вечера,

свистит-шипит кикимора с-вечера-до-полуночи;

с-полуночи-до-бела-света прядет кудель конопельную,

255


сучит пряжу пеньковую, снует основу шелковую –

зло на уме держит кикимора на весь люд честной.

Нет, что-то не так: у кудесника живет… только не Кикимора! – что-то тут спутано и не досказано. Но лад стиха как раз: по-тайный. Говорила ли сама Кикимора или пожалевший ее сказал человек, только какое зло у Кикиморы? Нет, не то, не так… на одно мгновенье? как и человек на надчеловеческое – «задохнулось сердце»?

Кикимора – лесная, зачем ей попадать в каменные горы? Зеленый комочек – лесного ребеночка приютил у себя кто? да самый добрый из леших, конечно, Аука.

Ремез – из птиц первая, вьет гнездо лучше всех гнезд, а Аука дом строит лучше всех лешачьих домов, у него и хрустальчатая колыбелька найдется. И опять же затейный и большой сказочник – Аука. Конечно, Аука и приютил у себя на зиму лесного ребеночка обольщенной охотником лесавки.

А ходит за Кикиморой не кот-баюн – кот-баюн… тут никак не Гоголь, а Э. Т. А. Гофман? – ходит за Кикиморой Скриплик: кому же, как не Скриплику и научить Кикимору всяким ки-ки, как учит он по весне птиц пению, жуков жунду, стрекоз рекозе, медвежат рыку, лисят лаю.

Скриплик баюкает Кикимору. Скриплик и человека баюкал, когда оленю или медведю подвешивали в лесу колыбель с дитем, Скриплик знает колыбельную человечью – а Кикимора ведь человечья!

Первый весенний вей выманит Кикимору – гулять. И тут Лешак: жениться! – в лешачьем быту это моментально. Что ж? она готова – – но человек? и вот на мгновенье не узнать Кикиморы: она – как человек. А все равно, от судьбы не уйти –

– ки-ки

– мор

– а!

– –

 –

Музыка так и звучит и «лад» ее открывает больше, чем «склад» слов.

Лядов был добрый, во всяком случае он был далек от «зла на уме». В последние годы его жизни, он умер в самом начале войны, 1914 г., мне пришлось немало говорить с ним о русской

256


нечисти – о лесовых, водяных и воздушных – и я чувствовал, как ему чуждо злое, а как он радовался, когда я рассказал ему о Бабе-Яге и совсем не безобразной и старой, как это принято думать, а о молодой и чарой, какой представляется она «честному люду» в новолуние.

        Э. Т. А. Гофман – 1776–1822;       Н. В. Гоголь – 1809–1852; В. В. Розанов – 1856–1919; А. К. Лядов – 1855–1914.

257


    Главная Содержание Комментарии Далее