В некотором царстве, в некотором государстве случилась такая завороха. Издавна цари в нем правили, и переходил престол от отца к сыну, а потом к внуку, а последний царь не будь плох, взял да и ушел, – просто махнул рукой: «Ну, мол, вас, непутевые!»
И осталось то царство без начала.
Тут дьяк Болтунов, что при царе орудовал, и выскочил:
– Я, мол, товарищи, справлюсь!
400
Наговорил дьяк с три короба, все комнаты и даже чистое поле обкричал – просто гул в ушах стоит, а справить ничего не справил, еще больше запутал. И как увидал, что дело плохо, прикусил язык и тоже куда-то скрылся.
И осталось опять царство без всякого начала.
Стал народ думать-гадать, чего бы такого придумать и без начала концы уберечь. И решили так: у одних отнять, а другим дать, чтобы, значит, поровну у всех было.
И сейчас же все переделили.
Глядь, – что за пропасть! – у одного опять много, а у других – ничего.
Ну, и толкутся на площади и уж песен своих не орут, только семечки полущивают.
А приходят в это царство и прямо в самую семенную гущу двое и с ними третье.
– Мы, – говорят, – поможем, только дайте нам сделать по-своему.
– А вы кто такое?
– Да мы ваши – прилоги. А это наш подручный – Бабинькин кочет.
– Бабинькин кочет! – все загалдели, всякому в диковинку: прилоги и кочет! – а как вы орудовать будете?
– Очень просто, – говорят прилоги, – мы орудовать будем: все у нас будет по-новому, как по-старому, и по-старому, как по-новому. Теперь министры, а у нас будут коммиссары.
– Коммиссары! – и опять загалдели: слово-то очень, – словцо!
– Коммиссар просвещения – Бабинькин кочет!
А тот, кто услышал свою кличку, и ну кланяться, – умора!
– У вас коллегии, а у нас будут советы. А, главное, чтобы все было без всякого аза. И чем меньше который свое дело знает, тем лучше он не только дело сделает, а и других научит, потому ему все трынь-трава. И все вы останетесь довольны.
– Ну, что ж, вам и книги в руки, действуйте!
И разошелся народ по своим конурам и норам.
А они, голубчики, и задействовали.
401
– Первым делом, давайте, – говорят, – нам денег больше!
Известно, было бы масло, а пирог жирный всякая Матрена тебе сготовит.
Призамялся народ: что-то не больно охота денег-то давать, да и кто же их знает!
– Не хотите? Ладно. Все равно, наше будет. Такое мы найдем средство, никому и в голову не придет.
И откуда ни возьмись тридцать и три молодца, и сейчас же замок без ключа отперли – этому они еще в Сибири научились! – и делу крышка.
А как выгреблись сундуки, да поопустели подголовники, и развелось по всей стране коммиссаров – Господи! что точно и народу-то меньше, чем этих коммиссаров.
Только еще поутру глаз продерешь, а уж перед тобой коммиссар: декрет! И точно, никому и в голову такое не придет: вплоть до самого зачатия национализация и реквизиция! Ни чихнуть, ни дыхнуть – вот как! А за стол сел полудновать, и опять коммиссар: «Давай половину!» Ну, Бог с ним, встанешь из-за стола впроголодь, и только что из двора, а у ворот коммиссар: «Снимай пальто!»
Такое стало, братцы, житье свободное, да привольное, хоть святых под выноси. Закряхтел народ – надоело это ему до невозможности, – да уж поздно: снявши голову, по волосам не плачут.
II. Идолище поганое
Жили мы были не по добру, по-худому: ни тебе сыти, ни тебе покоя. Чего там! – день намаешься, а придешь домой, дома холод, и жрать нечего.
Тут какой-то и ввернись, горе-горькое:
– Чего, – говорит, – товарищи, голову повесили? Понапритесь, да орите, прилетит на наш гик соловей. Соловей-Разбойничек, усядется на дуб, засвистит на всю Русь крещеную, и дело будет великое: будет мир, будет хлеб, будет воля вольная.
Жили мы не по-хорошему, ну, от худа да беды и поверили.
И доорались, надолопались: пришло...
402
Дождались, – – пришло: засел на дубу, да не Соловей, не Разбойничек, а Идолище. И с ним растопыры его, вошь острожная.
– Э-эй, вы! рыла свинячьи, – зычит поганое, – целуй меня в пятку!
А те, как бесы-пахмутчики, налетят, наскочут.
– Хочешь мира?
– Очень.
– Вот тебе мир.
Да на шею тебе.
– Хочешь хлеба?
– Хлеба!
– Вот тебе хлеб.
Да по шее.
– Хочешь воли?
– Э-эй вы! рыла свинячьи, целуй меня в пятку!
Жили мы не по-хорошему, а теперь – теперь совсем хорошо.
403