И вдруг война началась, такая пошла резня – беда! Из пушек палят, раненые валятся.
– Из-за тебя проливаем кровь! Брось!
И появилась высокая каменная стена, и воткнуты в стене копья прямо перед глазами, того и гляди, выколют глаз. И стала земля проваливаться, и остался он на одной кочке. Все водой заливает – буря страшная, волны так и хлещут. Снег пошел.
Тонет народ, кричит, просят бросить цветок.
– А то, – кричат, – измаялись наши душеньки!
И вдруг, видит, запылала деревня, и дом свой видит, горит, и какие-то черные с крючками топочут вокруг.
– Не пускай! Не пускай его! Пускай горит!
А ветер так и воет, подкидывает бревна, несет головни, вся земля горит.
Не жив, не мертв, дрожкой дрожит, а держит узелок, не выпускает из рук – будь, что будет! А они, черные, уж так и этак стараются достать его: крючки закидывают, да не могут, – за кругом стоят.
И рассвело. Солнце взошло. Слава Богу, миновалось. Он и пошел из лесу, а лес зеленый, птицы поют – заслушаешься.
Шел, шел, – узелок в руке держит.
Вдруг слышит, позади кто-то едет. Оглянулся, – катит в красной рубахе и на него, налетел на него, да как жиганет со всего маху, узелок из рук и выпал.
Смотрит, – ночь, как была ночь. И нет ничего, один белый платок под папоротником лежит, а сам он, как есть мокрый: купальская росная была ночь.
1914 г.