Шумный колос стелет по ниве сухое время.
На проходе страда. Подоспели дожинки.
Дожинают и вяжут последний сноп.
Уж кличут на Бороду.
И потянулся народ – белый мак – по селу на жнивье.
А Борода стоит, развевается, золотая, разукладная, много янтаря в ней, много усика долгого, тонкого, острого, как серп.
– Завивать, завивать бородушку!
Разогнули солому, посыпают земли: пусть мать-сыра земля покроет ее материнской пеленой на красное годье, на новое лето, на веселый дород.
– Нивка, отдай мою силу! – причитает-приговаривает жнея, красавая молодка Василиса в длинной белой рубахе с серпом на плече.
И катается молодка по жнивью, просит и молит свою ниву.
Несут девки межевые васильки, подвивают васильками Бороду, расцвечают ее васильками – крестовой слезой. И кругом, как ковер, васильки.
Собрала Борода людей вместе, – поднялось на всю ниву веселье.
Запалили солому, заварилась отжинная каша.
– Нивка, отдай мою силу!
И идут хороводом вокруг Бороды, ведут долгие песни, перевиваются долгие песни пригудкой, и опять на широкий разливной лад хороводы.
Село за орешенье солнце, тучей оделась заря.
А Борода в васильках разгорается.
Берет коновода пляс.
Бросила молодка серебряный серп, подсучила рукава, сбила подпояску, да из кона, пустилась в пляс.
Звенел ее голос, звенела песня.
Катил за облаками Илья, грохотал Громовник на своей колеснице, аж поджилки тряслись.
И сбегался хоровод, разбегался, отклонившись назад, запрокинув голову – это ласточки быстро неслись по земле, черкая крыльями.