боялся воров. Правда, у него чудодейственная икона: не зря же рассказывают, верно есть в ней такая сила ‒ сторожевое свойство: сбережет и постращает, если понадобится... А ведь это и требуется. Деньги он хранил в сундуке, перед отъездом на сундук он положил икону. Так надежней. А когда вернулся домой: икона лежала на сундуке, как положил, но в сундуке, где хранились деньги, ‒ пусто: всё до копеечки подчистили, как вылущили!
Вот тебе и у Христа за пазухой! ‒ Эстурган пришел в ярость: его обманули!
И что ему делать? ‒ как он ответит? ‒ не может он объяснять пропажу казенных денег ‒ не может он рассказывать, что оставил деньги на икону. Никто не поверит: и что он, с ума что ли спятил, или дурака валяет? просто сочинил эту икону, чтобы прикрыть растрату! ‒ так скажут.
‒ Послушайте, что же это такое? Я был так уверен. Я оставил на вас казенное. Понимаете? Я поверил, что вы надежнее всякого сторожа. Я вам, наконец, доверил. Что бы сделали со мной, если бы я поступил так? ‒ Так поступят с тем, кто обманет доверие? ‒ и он выбросил икону за окно.
* *
*
Воры, запихнувшись в лесу в надежное место, делили эстургановы деньги. Воры были в скрыти и полной безопасности. Нисколько не стеснялись. Ни один человек с воли не ткнется! И вдруг перед ними ‒ старик. Застигнутые врасплох, они как одеревенели, а у их атамана от неожиданности вывалились зацепленные в ноздри маскированные усы.
Язык не поворачивался спросить: чего? И только вытаращенные глаза ‒ ‒
‒ Извольте снести эти деньги инспектору, ‒ сказал старик, ‒ откуда взяли, туда и положите: в сундук. Не послушаете, пожалеете: не на добро они вам достались.
‒ А ты как сюда, ‒ очнулся атаман, ‒ разговариваешь?
Старик посмотрел на всех ‒ да ведь это тот самый старик с сундука у инспектора! ‒ и каждому почудилось: только на него смотрит старик.
‒ Я ‒ сторож ‒ Никола.
И от этого взгляда мороз пробежал по коже.