КОММЕНТАРИИ

ЗГА. ВОЛШЕБНЫЕ РАССКАЗЫ

Впервые опубликовано: Ремизов Алексей. Зга. Волшебные рассказы. Прага: Пламя, 1925. 284 с.

Печатается по тексту первой публикации.

Книга «Зга» была издана в пражском издательстве «Пламя», которым руководил проф. Е. А. Ляцкий. А. М. Ремизов посвятил ее своей жене С. П. Ремизовой-Довгелло.

Рассказы, вошедшие в сборник, первоначально печатались в периодических изданиях, затем некоторые из них – в сборниках А. М. Ремизова «Чертов лог и Полунощное солнце» (1908), «Рассказы» (1910), «Подорожие» (1913); все (кроме рассказа «Покровенная») вошли в тома 1, 2, 5 «Сочинений» (1910–1911).

Слово «зга», давшее название сборнику, восходит, по мнению лингвистов, к слову «стега» («стьга»). В разных славянских наречиях оно имело значения: «тропа», «путь», а также обозначало предмет, которым стегали лошадей, коров, гусей и т. д. (хворостина, прут, кнут). Выражение «ни зги не видно» означает полную темноту, в которой ничего невозможно различить даже вблизи. Подробнее об этом см.: Матер Г. И. Этимология фразеологизма ни зги не видно // Этимологические исследования. Вып. 8. Екатеринбург, 2003. С. 22–23. Ср. также надпись С. Я. Осипова на с. 7 экземпляра книги, которую подарил ему Ремизов: «"Зга" – слово санскритское, означает "тропка". Книга волшебных историй о таинственном и волшебном в человеческой жизни» (Волшебный мир Алексея Ремизова. С. 24).

Сборник привлек к себе внимание рецензентов. Критик Г. Ловцкий, в частности, писал: «...для Ремизова характерно стремление подойти к жизни там, где ее узел завязан туже всего – до крови, до исступления...»; «...здесь исключительно воссоздаются жуткие настроения, в которых рождаются недоуменные вопросы о загубленной собственной жизни, о погибших чужих жизнях» (Дни. 1925. № 750. 26 апр. С. 8). В. Третьяков так охарактеризовал сборник: «Конечно, эти рас-

634

сказы не для всех. Не для всех и Ремизов, удивительный, но неоцененный публикой мастер прозы. Читая рассказы, заключенные в этой со вкусом изданной книге и появившиеся в журналах и альманахах еще в мирное время, трудно не поддаться этой исключительной магии слова, когда зачастую по канве сумбурного сюжета раскидываются колоритные узоры и картины. И уже почти не замечаешь сюжета, а отдаешься очарованию прихотливого, всегда неожиданного словесного плетения. Поистине волшебные рассказы. <...> У Ремизова своеобразно сплетается психологичность Достоевского и быт, сочный, верный и в то же время по-ремизовски чудной. Эта чудаковатость, несуразность, таинственная загадочность придает прозе Ремизова колорит острый и яркий, сразу отличаемый с первой же страницы. <...> Когда Ремизов творит, не давая чудному исключительной воли, то власть его прозы исключительна. Ему трудно, конечно, держаться в известных границах внутренней и внешней формы: виденья и ритмы и самоцветные, не штампованные слова наплывают и соблазняют» (Сегодня (Рига). 1925. № 129.13 июня. С. 8).

 

Жертва

Впервые опубликовано: Весы. 1909. № 1. С. 42–56. Прижизненные издания: Шиповник, 1. С. 167–186, «1908 г.»; Ремизов А. Рассказы. СПб.: Прогресс, 1910. С. 25–42; Зга. С. 9–33.

В первой публикации рассказа в «Весах» имеется множество лексических и смысловых расхождений с основным текстом, а также отсутствуют некоторые фразы (напр., «Весь пост прошел как-то не по постному» и др.). Наиболее значимые из вариантов: фамилия главного героя не Бородин, а Сухотин; контр-адмирал Ахматов фигурирует как контр-адмирал Палеолог; свадьба старшей дочери Лиды (в основном тексте Лиза) была назначена на Святки, а не на Матрену Зимнюю (подробнее об этом эпизоде см. ниже); Миша погиб, ударившись об лед при катании на коньках; вместо фразы «Лиза умерла» было: «Лида повесилась»; Зина умерла от тифа, а не от дифтерита. Изменения в текст были внесены автором при подготовке публикации в издании Шиповник 1 (1910).

В автобиографии 1912 г. Ремизов отметил: «...мертвец Бородин (Собр. соч. Т. I. Жертва) – я самый и есть, себя описываю <...>. А мертвец Бородин, известно, чем кончил...» (Лица. С. 442).

6 декабря 1908 г. Ремизов сообщал в письме к редактору ж. «Весы В. Я. Брюсову: «У меня есть рассказ, называется он "Жертва". Только я вот сейчас не могу его послать Вам. Недели через две или даже с половиной пришлю его для "Весов"» (ЛН. Т. 98. Кн. 2. С. 205). 28 декабря 1908 г. он писал ему же: «Посылаю на Ваше имя заказн< ой> бандер< олью> рассказ "Жертва". Будет ли рассказ по душе Вам? Извести-

 

635

те, когда он может появиться в журнале, чтобы я мог дать сведения для газетных хроник» (Там же. С. 206). В газете «Луч света» (1909. № 1. 15 янв. С. 6) под рубрикой «Литературный дневник» было объявлено: «В "Весах" в скором времени будет напечатан рассказ А. Ремизова о мертвеце, возвращенном к жизни силою жертвы». В № 2 этой же газеты (22 янв. С. 6) сообщалось: «Ремизов написал несколько новых рассказов. Один из них "Жертва" будет напечатан в 1 номере "Весов" в текущем году». 5 января 1909 г. А. М. Ремизов писал А. Белому: «В "Весы" послал я рассказ "Жертву". Читали ли Вы? По душе ли рассказ Валерию Яковлевичу?» (см. об этом: Андрей Белый и А. М. Ремизов. Переписка // Александр Блок. Исследования и материалы. СПб., 2011. С. 477–479; публ. и комм. А. В. Лаврова).

3. Гиппиус, касаясь первой публикации рассказа, писала С. П. Ремизовой-Довгелло 9 февраля 1909 г.: «А. М-чу скажите <...>, что я от него не ожидала столь грубой ошибки (в рассказе в "Весах", и рассказ-то нехороший). Скажите, что свадеб не бывает "на святках", не бывает их с 12 ноября до 7 января (после Крещения)» (Переписка А. М. Ремизова и К. И. Чуковского / Вступ. ст. и комм. И. Ф. Даниловой и Е. В. Ивановой // Русская литература. 2007. № 3. С. 150). О «веселом покойнике» Бородине как о своеобразном прототипе героев современной литературы К. И. Чуковский упомянул в статье-фельетоне «Веселое кладбище»: «Рассказ обдуманный и "сделан" прекрасно. Но одно в нем поражает меня: почему из этого покойника вышел у Ремизова такой весельчак? <...> Недаром Фофанов утверждает: Я был на кладбище веселом. Он знает, что говорит. И у Ремизова это очень верно подмечено: покойники несомненно самый веселый народ. <...> И что, если Ремизов прав, если смех и смерть иногда и вправду синонимы» (Чуковский К. Веселое кладбище // Речь. 1909. № 72. 15 (28) марта. С. 2). По мнению М. Кузмина, рассказ «Жертва» является лучшей вещью в сборнике А. М. Ремизова «Рассказы» (СПб.: Прогресс, 1910), «кажется шагом вперед по сравнению с "Чёртиком"» (Аполлон. 1909. № 3. Декабрь. С. 22, паг. 2-я). Блок в своем отзыве на тот же сборник в статье «Противоречия» (впервые опубл.: Речь. 1910. № 31.1 (14) февраля) выделил «Жертву», наряду с рассказами «Суд Божий», «Царевна Мымра», «По этапу», как «создание законченное, заключенное в кристаллы форм, которые выдерживают долгое трение времени»; автор «соединяет непокорные образы в одно целое, из снопа непослушных и пестрых слов и красок вяжет единую многоцветную кошницу» (Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 2010. Т. 8. С. 112). Б. Садовской, высоко оценив рассказ, отметил: «Еще умеет Ремизов наводить на читателя мистический необоримый ужас, от ко­ торого дыбом поднимаются волосы и хочется с головой закутаться в одеяло. Таков превосходный рассказ "Жертва". Жена вымолила

636

жизнь мужу, обреченному Богом на смерть, ценою жизни своих детей. Спасенный от могилы, живой мертвец на много лет сохранил образ и подобие живого человека. <...> ...добравшись до конца рассказа и сопоставляя смутно, что было с тем, что сбылось, начинаешь чувствовать панический стародавний ужас. <...> В основе "Жертвы" лежит всё та же постоянная мысль Ремизова о беззащитности человека перед тем, от кого никуда и никому не уйти...» (Садовской Б. «Настоящий» // Современник. 1912. № 5. С. 306, 307). А. Измайлов привел рассказ в качестве примера сложного, замысловатого повествования, которое нередко оставляет читателя в недоумении: «Вы читаете и не знаете, как, собственно, отнестись к рассказу. Что это – явная выдумка, с каким-то, может быть, сатирическим намеком, или преподносимый всерьез загадочный случай из действительности? <...> Спиноза с Аристотелем не уяснят, что хотел сказать Ремизов этим рассказом» (Измайлов А. Пестрые знамена: Литературные портреты безвременья. М., 1913. С. 95-97).

Публикация рассказа в сборнике «Зга» также не осталась незамеченной критиками. В. Третьяков в рецензии на книгу писал: «В его рассказе гибнет чуть ли не вся семья, гибнет так, ни с того ни с сего; читателю дико и, может быть, смешно, но тем не менее настроение жути, странности и необычного остается, а это только и нужно автору» (Сегодня (Рига). 1925. № 129.13 июня. С. 8).

 

С. 73. ...предпочитая кушанья сладкие... – В письме к Ремизову от <10 марта 1909 г.> К. Чуковский спрашивал: «Почему Петр Николаевич любил кушанья сладкие?» Ремизов 11 марта ответил по этому поводу: «...сладкие кушанья – сладкое по вкусу и такому, как дитё, и такому, который одной ногой в могиле; доктора объяснили бы это по<->научному, я же имел перед собой лишь свои наблюдения, – мне известны и такие люди, которым ничего не хочется, хоть и тридцати им нет, а сладенького поесть – падки. Мертвецы в сказках кровь пьют, старика да старуху не съедят, а посытней кем не побрезгуют (у Романова в Белорусском сборнике Вып. 4. Витебск 1891, отдел "Мертвецы"). Моего мертвеца, оставшегося в жизни силою жертвы, физически поддерживает куриная кровь да лакомства (нежное, ведь всё)» (Переписка А. М. Ремизова и К. И. Чуковского. С. 150, 151).

Петра Николаевича не только никто не боялся, но – что уж таить! – веры ему не было. – В письме к Ремизову от <10 марта 1909 г.> К. И. Чуковский, в частности, интересовался: «Почему П-а Н-ча никто не боялся из мужиков?» Ремизов ответил в письме от 11 марта: «Мужики, как и чиновники и соседи – чего им его бояться! – видят только гримасу безносой смерти. Генерал –друг Петр< а> Николаевича с которым связан был в самых ростках души своей, этот разглядел и ахнул» (Там же. С. 151).

637

С. 73. ...чем отвратительнее было лицо мертвого, ~ покойника привлекательнее. – Этот фрагмент К. И. Чуковский взял эпиграфом к статье «Психологические мотивы в творчестве Алексея Ремизова» (Чуковский К. Критические рассказы. Кн. первая. СПб.: Шиповник, 1911).

С. 77. ...На Матрену Зимнюю назначена была свадьба старшей дочери Лизы... – Согласно народному календарю, Матрена Зимняя отмечается 9 ноября по старому стилю, 22 ноября – по новому стилю.

...ограничился кратким и весьма непечатным пожеланием в одно слово... – В письме к Ремизову от <10 марта> К. И. Чуковский спрашивал: «Какое слово сказал Петр Николаевич, благословляя Лиду? – Повелительное наклонение?» Разъяснение этого эпизода, с употреблением нецензурного слова, см. в письме Ремизова к К. И. Чуковскому от 11 марта 1909 г. (Переписка А. М. Ремизова и К. И. Чуковского. С. 151).

...во сне яйца в яме видел... – Согласно некоторым сонникам, приснившаяся яма означает смертельную опасность, несчастье, смерть кого-то из близких. В письме к К. И. Чуковскому от 11 марта 1909 г. Ремизов объяснял: «Яйца в яме видеть во сне – к смерти (по народному поверью), к смертям. Тут еще и двусмысленность: венчают ведь. Батюшка, вроде Аг<г>еева, загригоготал, конечно» (Там же. С. 151). Ремизов имел в виду исследование Е. Р. Романова «Белорусский сборник» (Витебск, 1891. Вып. 4: Сказки космогонические и культурные. С. 124–152 (раздел «Мертвецы»; № 65–84)). И. Ф. Данилова и Е. В. Иванова также отметили соответствия данного фрагмента с эпизодом из повести Ремизова «Что есть табак» (Там же. С. 152; здесь же приводятся данные о священнике К. М. Аггееве).

С. 78. ...дьячок, державший «теплоту»... – Теплота – смесь красного вина с теплой водой, которую дают прихожанину во время причастия; она символизирует живую кровь Христа.

...когда зажглась Богоявленская звезда... – Богоявление –другое название праздника Крещения Господня (см. комм. к с. 30).

С. 79. ...к обеду велено было подавать большущий бычачий язык. – В письме от <10 марта 1909 г.> К. И. Чуковский спрашивал у автора: «Почему к обеду подали бычий язык?» Ремизов ответил: «Бычачий язык к столу подавали по затее П<етра> Н<иколаевича> и как раз, как известию прийти, что дочь Лида повесилась. Удавленника язык что бычачий язык. В первую голову язык в глаза бросается» (Перепи­ска А. М. Ремизова и К. И. Чуковского. С. 151).

С. 81. ...приснился ей сон, будто муж ее в алтарь входит. – Вход в алтарь, по древнему обычаю, разрешался только священнослужите-

638

лям. Иногда увиденный во сне пожилыми людьми алтарь являлся предзнаменованием скорой смерти.

...опять сон снится: сломалось обручальное кольцо. –Такой сон, согласно народным поверьям, означал, в частности, либо тяжелую болезнь, либо утрату близкого.

С. 82. ...бросил его стоять на тычке. – Стоять на тычке (прост.) – стоять на открытом или неудобном, беспокойном месте, у всех на виду.

639