Писатели о себе. А. Ремизов
Наш огонек. Рига, 1925. № 12 (21 марта). С. 14–16. [С портретом автора].

Фамилию мою  Р е м и з о в  надо произносить с ударением на «е», а не на «и»: «Ремизов» происходит не от глагола remettre (remis), а от колядной птицы  р е м е з а, о которой в колядках (древних святочных песнях) сложен стих (см. А. А. Потебня, «Объяснения», Варшава, 1887 г.).

В Германии же меня и по-другому кличут: одни – Remersdorf (Kalenderdichter aus Tiergarten!), другие, это те, что меня за китайца признают, те просто – Remiso. Во Франции я вроде как испанец, ‒ Alexis Remos.

Оттого, что родился я в Купальскую ночь, когда в полночь цветет папоротник и вся нечисть – духи лесные, водяные и воздушные собираются в купальский хоровод скакать и кружиться, и бывают особенно буйны и громки, я почувствовал в себе глаз на этих лесных, водяных и воздушных духов, и две книги мои  П о с о л о н ь  и  К  М о р ю - О к е а н у – рассказы о знакомых и приятелях моих из мира невидимого «чертячьяго».

Глаз мой. Обращенный к таинственному в жизни природы, открыл мне таинственное же и волшебное в человеческой жизни, - так вышла моя книга волшебных историй – Зга (слово санскритское, означает «тропка»).

А проникнуть еще глубже, этот глаз мой вывел меня за дневную явь в мир сновидений – в пространство многомерное, так вышла моя книга снов –  Б е д о в а я  д о л я.

***

Назвали меня Алексеем – именем Алексея Божия человека, странника римского. И вот нечаянно-негаданно судьба дала мне в руки посох, и с ранней молодости странствие по белому свету выпало мне на долю. В моей книге Баранки (да это не те баранки, что к чаю подаются, это другие – так зовутся наручники, которыми арестант к арестанту приковывается, чтобы не разбежались!) собраны рассказы из тюремной жизни и ссылки – наблюдения страннических лет. Сюда же относится и  Б ы к - к о р о в а  (Радуга) – моя тюремная эпопея.

Назвав именем римского странника, окрестили меня в честь Алексея, митрополита московского, причисленного благодарной памятью народной к лику святых-чудотворцев за великие заслуги перед Россией во времена татарского ига (XIV в.). И по «ангелу» своему – так по-русски называется святой, имя которого носит человек – завет: Россия.

В книге моей  О г н е н н а я Р о с с и я  я сказал мое «погребальное слово» старой, навеки отошедшей России, благословляя подымающуюся на разрушенном месте новую Россию.

В книге  Р у с с к и е  ж е н щ и н ы  я представил народными сказками образ женской России – матери, сестры, невесты, жены – 43 образа.

В книге  Р у с с к а я  в е р а  («Звенигород Окликанный») рассказал в легендах – 25 сказа – о русской вере в русского народного Бога – Николу.

В книге  Д о к у к а  и  б а л а г у р ь е  выразил в народных сказках – 66 сказок – народную мудрость и юмор.

В книге  Р у с с к и е  п о в е с т и  («Украш-венец») я представил любимые народные сказания о святых и бесах.

***

Воспитание получил я строго религиозное, и это дало мне возможность узнать близко всю обрядовую сторону русского православия, а хождения по монастырям «на богомолье» – быт монастырский, странников-убогих и душу народной веры, сказавшуюся в легендах-апокрифах.

Так вышла моя книга  К л я т в е н н ы й  к а м е н ь (Страды мира) – книга золотых легенд о страстях всей твари о звезды до человека – книга самоцветного света и народной мудрости.

К этой книге примыкает  Т р а в а - м у р а в а – легенды цареградские. А из бытовых – Б е с п р и ю т н а я – монастырская повесть. И два «свитка» (иначе не знаю, как назвать): П л я с  И р о д и а д ы  и  Г н е в  И л и и  П р о р о к а, в основы которых положены легенды и византийские и латинские, от московской «приметы» до Каталанского поверья – наука акад. Ал. Н. Веселовского.

***

Учился я в Московском университете на естественном отделении физико-математического факультета и одновременно слушал: Ключевского – историю, Чупрова – политическую экономию, Янжула – финансовое право. Хотел все науки пройти и все знать. Философией же начал заниматься еще в училище, пользуясь указаниями проф. Н. А. Зверева.

Как память мою философского пристрастия, осталось слово мое «Электрон», от слов Гераклита Эфесского, и перевод с немецкого книги  Л е к л е р а,  К  м о н и с т и ч е с к о й  г н о с е о л о г и и.

Наукам археологическим научила меня жена моя С. П. Ремизова-Довгелло (археолог), и это дало мне возможность написать книгу  Р о с с и я  в  п и с ь м е н а х, в которой затеял я представить Россию по обрывкам и осколкам ее памятников.

(Это не историческое ученое сочинение, а новая форма повествования, где действующим лицом является не отдельный человек, а целая страна, время же действия – века).

***

С детства пристрастился я к театру.

Религиозные процессии – «крестный ход» - большое архиерейское служение в Московских соборах представляли зрелище большого всенародного действа. А в театре начал я с балета – «Конька-горбунка» и очень мне понравилось. А уж потом проник к драме и особенно поразил меня Шекспир. Греческий театр и средневековый были всегда для меня любимые книги.

Так вышли три мои пьесы, в основы которых положена песенная

14
___________________________

легенда («духовный стих»). Эти три пьесы  Б е с о в с к о е  т р и д е й с т в о  неразрывны, как одно большое действо: 1) «Бесовское действо» – начало хаотическое (бесы неорганизованы – хвосты, рога, хоботы), 2) «Трагедия о Иуде» – начало человеческое (бесы только замаскированы), 3) «Егорий Храбрый» – начало хоровое (бесы организованы).

«Бесовское действо» было поставлено у В. Ф. Комиссаржевской в Петербурге, «Трагедия о Иуде» – в Москве у Ф. Ф. Комиссаржевского и в «Театральной мастерской» в Петербурге бывш. Ростовским театром, во главе которого стоял режиссер П. Вейсбрем. «Егорий Храбрый» планировался П. П. Гайдебуровым для Передвижного театра, но осуществить не пришлось, и опера В. А. Сенилова на «Егория Храброго» не ставилась).

Отдельно от «Бесовского тридейства» стоит  Ц а р ь  М а к с и м и л и а н, написанный по записям народных представлений «Царя Максимилиана».

(«Царь Максимилиан» ставили в Петербурге в б. Доме Просвещения на Лиговке; разыгрывалась пьеса железнодорожными рабочими и красноармейцами из Толмачевского университета под гармонью).

Увлечение мое балетом внушило мне большое музыкально-плясовое действо –  Р у с а л и ю. Так произошли три мои русалии: «Алалей и Лейла», «Ясня», «Гори-цвет» («Красочки»).

(К «Алалею и Лейле» музыка задумана была А. К. Лядовым, но после его смерти ничего не нашли, «Ясня» готовилась с О. О. Преображенской, но не была поставлена, «Гори-цвет» («Красочки») с музыкой Гречанинова ставили в Детском Театре в Москве, есть и еще музыка Г. Л. Ловцкого, но публично нигде не исполнялась. Из «Алалея и Лейлы» Анатолием Канкаровичем написана музыка на весеннюю песню («К нам! Торопитесь, весенние ветры!!!) и много раз прошла она на петербургских вечерах весной 1920 г. в исполнении Ив. В. Ершова).

К театру меня всегда влекло. Перевел несколько пьес: Метерлинка, Рашильд, Андрэ Жида, Иоанна Шляфа и Граббе. Изо всех мне ближе Граббе; мой перевод его «Шутки-сатиры-комедии» был запрещен цензурой, и рукопись пропала.

Первая изданная книга моя – перевод мой в сотрудничестве с Вс. Мейерхольдом и Юргисом Балтрушайтисом книги А. Родэ, Гауптман и Ницше, Москва, 1902 г.

После революции (с 1918 г. по июль 1921 г.) служил в ТЕО (Театральном Отделе), потом в ПТО (Петербургском Театральном Отделении) в репертуарной коллекции. Итог моей службы – книга о театре  К р а ш е н н ы е  р ы л а.

***

Происхождение мое, выражаясь по-анкетному, самое буржуазное: из купеческой семьи по отцу и по матери. Оба московские. (Мать – кореня Володимирского из села Батыева, Суздальского уезда; отец – тульский, из села Алитова, Алексинского уезда). Но благами буржуазной семьи не суждено мне было пользоваться. Все сошлось неблагополучно, и с ранних лет самостоятельно я начал свою жизнь. Раннее детство мое прошло около фабрики в кругу фабричных и просто бродячих, так называемых «уличных мальчишек», к которым я и принадлежал. Я из всех был самый младший. Многие из тогдашних товарищей моих рано погибли.

Жгучую память сохраняю о Достоевском – первой прочитанной книге, которому посвящаю мое слово в книге «Огненная Россия».

Мой путь: «Слово о полку Игореве», «Житие протопопа Аввакума», Гоголь, «Видения» Достоевского, «Сны» Льва Толстого (кстати сказать, по изобразительности единственные!). А из иностранных писателей: Шекспир, Э.Т.А. Гофман, Д.Х. Граббе, Раблэ, Бодлэр. И Словари.

Любимымми пистелями из русских философов всегда были: Лев Шестов и В.В. Розанов, память о котором моя книга  К у к х а  (Розановы письма).

***

Московский фабричный и уличный быт дал материал для моего первого романа Пруд. А скитания по глухим городам России помогли написать  Ч а с ы,  П я т у ю  я з в у,  Н е у е м н ы й  б у б е н. Петербург представлен в романе  К р е с т о в ы е  с е с т р ы; из петербургской жизни также две повести –  К о р я в к а  и  Г л а г о л и ц а, и роман  Р о в  л ь в и н ы й.

«Ров львиный» замыкает предыдущие романы – «Пруд», «Часы», «Крестовые сестры» и «Пятую язву». К разрешающим относится Вереница – книга рассказов о свете человеческом.

Способ описания душевных движений – трагический (хоровой).

Отдельно стоит роман В поле блакитном, состоящий из трех частей: 1) «В поле блакитном», 2) «Доля», 3) «С огненной пастью».

Отдельно же стоят  З а в е т н ы е с к а з ы – опыт для создания русского Декамерона.

Революция 1905 г. выражена в повести  П е т у ш о к  и в некоторых рассказах в книге «Баранки».  Канун революции 1917 г. – в книге рассказов  М а р а.

Революционный период 1917 – 1921 (до «нэпа») – в летописной повести моей  В з в и х р е н н а я Р у с ь  (В р е м е н н и к). Также и в книге рассказов  Ш у м ы  г о р о д а и в петербургской повести  А х р у.

***

Мне пришло на мысль в мои последние годы в России выразить русским голосом голос народов и, по преимуществу, народов отверженных «диких», погибающих и погибших.

Это вроде как на старинных фресках в «Страшном суде», когда олицетворенные выходят страны и народы – «литва», «русь», «арапы» и т.д. – и говорят себе (из уст ленточка и надпись на ней): свою сказку.

Мне удалось положить лишь маленькие камушки:  Ч а к х ч ы г ы с - т а а с у (сказ сибирский), Е (сказ тибетский), У ш е н (сказ кабильский).

***

Печататься я начал с 1902 года.

В 1902 г. издан мой перевод Родэ о Гауптмане и Ницше. Мои же сочинения начали издавать с 1907 г. С 1907 г. по 1920 г. издано было в России 36 моих книг и 5 переводных. И все эти книги давно разошлись.

В новой редакции и систематизированные издаются мои книги заграницей.

В конце лета 1921 г. по невыносимой головной боли, от которой последний год петербургский пропадал, вынужден был уехать из России.

А в России осталось – в Москве в Замоскворечьи в Толмачевском переулке, где я родился, в Третьяковской галлерее стоит де-

15
___________________________

ревянный истукан работы А. С. Голубкиной.

С осени 1921 г. до ноября 1923 жили мы в Берлине, а с ноября 1923 г. живем в Париже на Avenu Mozart в тупике Villa Flore, 5: перед окнами по весне цветет каштан, а на дворе петух – голосистый, по петуху ночами я и часы считаю.

[Далее Ремизов приводит списки книг, изданных заграницей, книг, ожидающих издания, книг в переводах].

А. Ремизов

Париж, 1925
 
Назад Творческое наследие На главную