Фамилию мою Р е м и з о в надо произносить с ударением на «е», а не на «и»: «Ремизов» происходит не от глагола remettre (remis), а от колядной птицы р е м е з а, о которой в колядках (древних святочных песнях) сложен стих (см. А. А. Потебня, «Объяснения», Варшава, 1887 г.).
В Германии же меня и по-другому кличут: одни – Remersdorf (Kalenderdichter aus Tiergarten!), другие, это те, что меня за китайца признают, те просто – Remiso. Во Франции я вроде как испанец, ‒ Alexis Remos.
Оттого, что родился я в Купальскую ночь, когда в полночь цветет папоротник и вся нечисть – духи лесные, водяные и воздушные собираются в купальский хоровод скакать и кружиться, и бывают особенно буйны и громки, я почувствовал в себе глаз на этих лесных, водяных и воздушных духов, и две книги мои П о с о л о н ь и К М о р ю - О к е а н у – рассказы о знакомых и приятелях моих из мира невидимого «чертячьяго».
Глаз мой. Обращенный к таинственному в жизни природы, открыл мне таинственное же и волшебное в человеческой жизни, - так вышла моя книга волшебных историй – Зга (слово санскритское, означает «тропка»).
А проникнуть еще глубже, этот глаз мой вывел меня за дневную явь в мир сновидений – в пространство многомерное, так вышла моя книга снов – Б е д о в а я д о л я.
***
Назвали меня Алексеем – именем Алексея Божия человека, странника римского. И вот нечаянно-негаданно судьба дала мне в руки посох, и с ранней молодости странствие по белому свету выпало мне на долю. В моей книге Баранки (да это не те баранки, что к чаю подаются, это другие – так зовутся наручники, которыми арестант к арестанту приковывается, чтобы не разбежались!) собраны рассказы из тюремной жизни и ссылки – наблюдения страннических лет. Сюда же относится и Б ы к - к о р о в а (Радуга) – моя тюремная эпопея.
Назвав именем римского странника, окрестили меня в честь Алексея, митрополита московского, причисленного благодарной памятью народной к лику святых-чудотворцев за великие заслуги перед Россией во времена татарского ига (XIV в.). И по «ангелу» своему – так по-русски называется святой, имя которого носит человек – завет: Россия.
В книге моей О г н е н н а я Р о с с и я я сказал мое «погребальное слово» старой, навеки отошедшей России, благословляя подымающуюся на разрушенном месте новую Россию.
В книге Р у с с к и е ж е н щ и н ы я представил народными сказками образ женской России – матери, сестры, невесты, жены – 43 образа.
В книге Р у с с к а я в е р а («Звенигород Окликанный») рассказал в легендах – 25 сказа – о русской вере в русского народного Бога – Николу.
В книге Д о к у к а и б а л а г у р ь е выразил в народных сказках – 66 сказок – народную мудрость и юмор.
В книге Р у с с к и е п о в е с т и («Украш-венец») я представил любимые народные сказания о святых и бесах.
***
Воспитание получил я строго религиозное, и это дало мне возможность узнать близко всю обрядовую сторону русского православия, а хождения по монастырям «на богомолье» – быт монастырский, странников-убогих и душу народной веры, сказавшуюся в легендах-апокрифах.
Так вышла моя книга К л я т в е н н ы й к а м е н ь (Страды мира) – книга золотых легенд о страстях всей твари о звезды до человека – книга самоцветного света и народной мудрости.
К этой книге примыкает Т р а в а - м у р а в а – легенды цареградские. А из бытовых – Б е с п р и ю т н а я – монастырская повесть. И два «свитка» (иначе не знаю, как назвать): П л я с И р о д и а д ы и Г н е в И л и и П р о р о к а, в основы которых положены легенды и византийские и латинские, от московской «приметы» до Каталанского поверья – наука акад. Ал. Н. Веселовского.
***
Учился я в Московском университете на естественном отделении физико-математического факультета и одновременно слушал: Ключевского – историю, Чупрова – политическую экономию, Янжула – финансовое право. Хотел все науки пройти и все знать. Философией же начал заниматься еще в училище, пользуясь указаниями проф. Н. А. Зверева.
Как память мою философского пристрастия, осталось слово мое «Электрон», от слов Гераклита Эфесского, и перевод с немецкого книги Л е к л е р а, К м о н и с т и ч е с к о й г н о с е о л о г и и.
Наукам археологическим научила меня жена моя С. П. Ремизова-Довгелло (археолог), и это дало мне возможность написать книгу Р о с с и я в п и с ь м е н а х, в которой затеял я представить Россию по обрывкам и осколкам ее памятников.
(Это не историческое ученое сочинение, а новая форма повествования, где действующим лицом является не отдельный человек, а целая страна, время же действия – века).
***
С детства пристрастился я к театру.
Религиозные процессии – «крестный ход» - большое архиерейское служение в Московских соборах представляли зрелище большого всенародного действа. А в театре начал я с балета – «Конька-горбунка» и очень мне понравилось. А уж потом проник к драме и особенно поразил меня Шекспир. Греческий театр и средневековый были всегда для меня любимые книги.
Так вышли три мои пьесы, в основы которых положена песенная
14
___________________________
легенда («духовный стих»). Эти три пьесы Б е с о в с к о е т р и д е й с т в о неразрывны, как одно большое действо: 1) «Бесовское действо» – начало хаотическое (бесы неорганизованы – хвосты, рога, хоботы), 2) «Трагедия о Иуде» – начало человеческое (бесы только замаскированы), 3) «Егорий Храбрый» – начало хоровое (бесы организованы).
«Бесовское действо» было поставлено у В. Ф. Комиссаржевской в Петербурге, «Трагедия о Иуде» – в Москве у Ф. Ф. Комиссаржевского и в «Театральной мастерской» в Петербурге бывш. Ростовским театром, во главе которого стоял режиссер П. Вейсбрем. «Егорий Храбрый» планировался П. П. Гайдебуровым для Передвижного театра, но осуществить не пришлось, и опера В. А. Сенилова на «Егория Храброго» не ставилась).
Отдельно от «Бесовского тридейства» стоит Ц а р ь М а к с и м и л и а н, написанный по записям народных представлений «Царя Максимилиана».
(«Царь Максимилиан» ставили в Петербурге в б. Доме Просвещения на Лиговке; разыгрывалась пьеса железнодорожными рабочими и красноармейцами из Толмачевского университета под гармонью).
Увлечение мое балетом внушило мне большое музыкально-плясовое действо – Р у с а л и ю. Так произошли три мои русалии: «Алалей и Лейла», «Ясня», «Гори-цвет» («Красочки»).
(К «Алалею и Лейле» музыка задумана была А. К. Лядовым, но после его смерти ничего не нашли, «Ясня» готовилась с О. О. Преображенской, но не была поставлена, «Гори-цвет» («Красочки») с музыкой Гречанинова ставили в Детском Театре в Москве, есть и еще музыка Г. Л. Ловцкого, но публично нигде не исполнялась. Из «Алалея и Лейлы» Анатолием Канкаровичем написана музыка на весеннюю песню («К нам! Торопитесь, весенние ветры!!!) и много раз прошла она на петербургских вечерах весной 1920 г. в исполнении Ив. В. Ершова).
К театру меня всегда влекло. Перевел несколько пьес: Метерлинка, Рашильд, Андрэ Жида, Иоанна Шляфа и Граббе. Изо всех мне ближе Граббе; мой перевод его «Шутки-сатиры-комедии» был запрещен цензурой, и рукопись пропала.
Первая изданная книга моя – перевод мой в сотрудничестве с Вс. Мейерхольдом и Юргисом Балтрушайтисом книги А. Родэ, Гауптман и Ницше, Москва, 1902 г.
После революции (с 1918 г. по июль 1921 г.) служил в ТЕО (Театральном Отделе), потом в ПТО (Петербургском Театральном Отделении) в репертуарной коллекции. Итог моей службы – книга о театре К р а ш е н н ы е р ы л а.
***
Происхождение мое, выражаясь по-анкетному, самое буржуазное: из купеческой семьи по отцу и по матери. Оба московские. (Мать – кореня Володимирского из села Батыева, Суздальского уезда; отец – тульский, из села Алитова, Алексинского уезда). Но благами буржуазной семьи не суждено мне было пользоваться. Все сошлось неблагополучно, и с ранних лет самостоятельно я начал свою жизнь. Раннее детство мое прошло около фабрики в кругу фабричных и просто бродячих, так называемых «уличных мальчишек», к которым я и принадлежал. Я из всех был самый младший. Многие из тогдашних товарищей моих рано погибли.
Жгучую память сохраняю о Достоевском – первой прочитанной книге, которому посвящаю мое слово в книге «Огненная Россия».
Мой путь: «Слово о полку Игореве», «Житие протопопа Аввакума», Гоголь, «Видения» Достоевского, «Сны» Льва Толстого (кстати сказать, по изобразительности единственные!). А из иностранных писателей: Шекспир, Э.Т.А. Гофман, Д.Х. Граббе, Раблэ, Бодлэр. И Словари.
Любимымми пистелями из русских философов всегда были: Лев Шестов и В.В. Розанов, память о котором моя книга К у к х а (Розановы письма).
***
Московский фабричный и уличный быт дал материал для моего первого романа Пруд. А скитания по глухим городам России помогли написать Ч а с ы, П я т у ю я з в у, Н е у е м н ы й б у б е н. Петербург представлен в романе К р е с т о в ы е с е с т р ы; из петербургской жизни также две повести – К о р я в к а и Г л а г о л и ц а, и роман Р о в л ь в и н ы й.
«Ров львиный» замыкает предыдущие романы – «Пруд», «Часы», «Крестовые сестры» и «Пятую язву». К разрешающим относится Вереница – книга рассказов о свете человеческом.
Способ описания душевных движений – трагический (хоровой).
Отдельно стоит роман В поле блакитном, состоящий из трех частей: 1) «В поле блакитном», 2) «Доля», 3) «С огненной пастью».
Отдельно же стоят З а в е т н ы е с к а з ы – опыт для создания русского Декамерона.
Революция 1905 г. выражена в повести П е т у ш о к и в некоторых рассказах в книге «Баранки». Канун революции 1917 г. – в книге рассказов М а р а.
Революционный период 1917 – 1921 (до «нэпа») – в летописной повести моей В з в и х р е н н а я Р у с ь (В р е м е н н и к). Также и в книге рассказов Ш у м ы г о р о д а и в петербургской повести А х р у.
***
Мне пришло на мысль в мои последние годы в России выразить русским голосом голос народов и, по преимуществу, народов отверженных «диких», погибающих и погибших.
Это вроде как на старинных фресках в «Страшном суде», когда олицетворенные выходят страны и народы – «литва», «русь», «арапы» и т.д. – и говорят себе (из уст ленточка и надпись на ней): свою сказку.
Мне удалось положить лишь маленькие камушки: Ч а к х ч ы г ы с - т а а с у (сказ сибирский), Е (сказ тибетский), У ш е н (сказ кабильский).
***
Печататься я начал с 1902 года.
В 1902 г. издан мой перевод Родэ о Гауптмане и Ницше. Мои же сочинения начали издавать с 1907 г. С 1907 г. по 1920 г. издано было в России 36 моих книг и 5 переводных. И все эти книги давно разошлись.
В новой редакции и систематизированные издаются мои книги заграницей.
В конце лета 1921 г. по невыносимой головной боли, от которой последний год петербургский пропадал, вынужден был уехать из России.
А в России осталось – в Москве в Замоскворечьи в Толмачевском переулке, где я родился, в Третьяковской галлерее стоит де-
15
___________________________
ревянный истукан работы А. С. Голубкиной.
С осени 1921 г. до ноября 1923 жили мы в Берлине, а с ноября 1923 г. живем в Париже на Avenu Mozart в тупике Villa Flore, 5: перед окнами по весне цветет каштан, а на дворе петух – голосистый, по петуху ночами я и часы считаю.
[Далее Ремизов приводит списки книг, изданных заграницей, книг, ожидающих издания, книг в переводах].
А. Ремизов
Париж, 1925