«Откуда и как пошло мое старинное пристрастие к старой бумаге и буквам, непонятным для нынешнего глаза?» – спрашивает А. М. Ремизов, и сам отвечает: «А все дело в Москве, должно быть; родился я на Москве, в замоскворецких Толмачах, а на Толмачей шаг шагни, и весь Кремль, как на блюдечке»…
Так, зачарованный старой Москвой, «большой деревней», «полу-западом – полу-Азией», вырос и образовался своеобразный ремизовский талант, который скептические умы готовы вынести из славянофилов. Даже и индивидуального каприза, не замечая за этими вывесками глубокой органической связи между Василием Блаженным и «Забеглым политкомом Обезьяньей Великой и Вольной Палаты».
«Россия в письменах» – одна из самых своеобразных исторических хрестоматий, какие когда-либо появлялись на Руси.
«Помню, в Казани – пишет А. М., – на пыльной толкучке, перебирая с Ивановым-Разумником книжное старье, я из разрозненных листков старых бумаг вытащил лист – я помню свое чувство и как ревниво спрятал я этот порозовевший от прели лист и как ждал ночи, тихонько одному разобрать таинственные «цыфры – лист был весь цыфровой».
И вот немые цыфры оживают под магическим дуновением ремизовской любви к русской старине, таящей в себе столько трогательного, наивного, почти маниакального, со всеми крайностями такого подхода к «доброму старому времени».
Зато волшебно оживает в письменах Старая Русь, и мы прикасаемся к глубочайшим, сокровенным источникам русской культуры.