Последние две книжки «Воли России» вышли тройными: 10–12-ая и январь–март.
Кризис дает себя знать, денег нет и потому тройные книжки появились в тощем объеме – в каждой всего сто страниц.
В отчетных книжках вся беллетристика представлена лишь повестью А. Ремизова «Учитель музыки».
Ремизов пишет о том, как у героя повести Корнетова отпраздновали литературный юбилей африканского доктора. Какие уж тут юбилеи на беженском положении, когда и Корнетов, и его друг африканский доктор еле сводят концы с концами.
Повесть Ремизова стоглавая, она рисует эмигрантский быт, повествует о нашем горе-злосчастье, наших хождениях по мукам… Смех сквозь слезы, и слезы сквозь смех.
Ремизов чародей, мастер слова и удивительный стилист. А несколько черных сказок, рассказанных африканским доктором, в изложении Ремизова представляются черными алмазами.
В отделе поэзии обращает внимание поэма Вадима Андреева (сын Леонида Андреева) – Кронштадт.
Поэма написана пушкинскими стихами и по структуре напоминает «Медный всадник».
Недружелюбная Нева
Таилась, жалась, цепенела,
И ледяная синева
Живое покрывало тело, –
пишет Вадим Андреев.
А у Пушкина:
Но силой ветра от залива
Перегражденная Нева
Обратно шла, шумна, бурлива,
И затопляла острова.
Но слава Богу, что Вадим Андреев в наше время всяческих кощунств подражает Пушкину.
Недавно в Париже на улице встретился с одним молодым поэтом, речь зашла о другом молодом поэте, и вдруг мой собеседник выпалил:
– Он ничего себе парень, хотя и любит Пушкина.
Есть такие молодчики среди модернической <sic!> бездарности, которые считают:
– «Любить Пушкина моветон».
Кто восхищается Пушкиным – себя компрометирует. О до чего дожили мы!
Как у большевиков:
– Ежели занимающий видный пост попадет в церковь – карьера кончена.
Из остального литературного материала обращает на себя внимание статья Марины Цветаевой: «Поэт и время».
Там много очень интересных мыслей. Жаль только, что Марина Цветаева чуть ли не на каждой полустраничке себя превозносит:
– Я, я, я, я…
«Я решилась свою новизну осознать»…
«Есть и у меня заказы времени»…
«Если мне и удался Перекоп, то только благодаря тому, что писала я не смущенная ничьей корыстной радостью»…
Автор сам себя нахваливает, а читателю становится как-то неловко.
Париж