Мазурова А.

Тристан и Исольда (К первой годовщине смерти А. Ремизова)

Источник: Грани. 1958. № 39. С. 212–216.

Много вещих слов о любви сказал Алексей Ремизов за долгий срок своего творчества; но самое вещее сказано им о «разлученных в жизни ‒ неразлучных в смерти Тристане и Исольде».

«Нет человека, который бы поднял столько муки из-за любви, как Тристан и Исольда».

В аду этих мук и разгорается их любовь на ремизовских страницах, которою не погасить и смерти. Их он вызвал «мучить мою немирную душу».

Книжка эта ‒ раскрытие стихий, их борьба с уставом людской жизни. Писать о ней рецензию так же невозможно, как писать рецензию о самуме в пустыне или урагане в море. В ней ‒ хаос. По словам самого Ремизова: «Сказки не отличить от были и всегдашнее от необычного, концы уходят в начала, верхушки в корень».

Книжку эту можно только раскрыть и раскрыться ей, читая.

Канвой служат Ирландские повести (саги). Оттуда взяты герои, их жизнь, их законы, их родовые обычаи, их «безобразия» и «мировая бессмыслица». Потому столько мук в любви рассказано, столько жестокостей от постоянного разлада закона с чувством, от неизбывного спора природного с надприродным, с тем, чего не знаем, но что  е с т ь.

«Есть две смертельные болезни: любовь и ревность. Отравленный любовью неизбежно заболевает ревностью... Любовь, какое это горькое счастье!»

Это «горькое счастье» открывается во вступительной саге «О короле Клевдасе». Ее дает Ремизов в своем восприятии, в своих словах. У доброй четы ‒ короля Клевдаса и королевы Клотильды ‒ был друг Аполлон, тоже добрый. За добрую слыла и жена его Глорианда. Но когда ее любимая горничная, Аннушка, сбежала с их поваром Амосом, и поднялась тревога, и Аннушку «зацапали», Глорианда безжалостно потребовала сожжения Аннушки на костре.

«В смертном, доска на груди, по черному мелом "прелюбодейка", она стояла лицом на всемирный позор… Занялись дрова. И пламя красным окрасило мел. И Аннушка, прощай! На другой день пропал Аполлон», пошел в лес собрать грибов и не вернулся. «Поздно вечером на башню к Глорианде поднялся Клодомир» (сын Клевдаса ‒ А. М.). И объявил: Аполлон не вернется. И искать нечего. Пропал. Она все поняла ‒ эта весть ей огонь ‒ обожженная вздрогнула. А он повторял вчерашнее, как всякий раз украдкой глаза-в-глаза: «люблю». «Все мои мысли, мое сердце и душа! Какая еще стена? Он, только о нем ее мысли, им опеленуто сердце, и душа ее нераздельна с его душой. Чего же еще совеститься? Перед каким законом? Она свободна! И она поднялась навстречу ‒ ее руки пылали. И вдруг спохватилась: окно! надо закрыть окно. И быстро подошла и окну. Протянула руку к створкам. А навстречу ей ночь. Колыхая, обняла ее за шею и за окном опустила на землю.

На утро обнаружили: Глорианда выбросилась из окна ‒ с пятого на камни. Решили: от отчаяния. А что человек может задохнуться от счастья, кому о том задуматься?»

Можно ли нагляднее отомкнуть все превратности любви и потаенных мук

212


ее; счастье и разногласия с уставом людской жизни сделать более явным? Но это не конец. Кроме устава людского, у любви есть власть волшебства: немирная фея Мака («Таким всюду доступ, никаких преград», говорит Ремизов), за обещание исполнить ее желание, открывает Клевдасу, что его сын Клодомир убил Аполлона. Цена: «Ты отдай его мне». Ответ ‒ «Я отдам, но не живого». В лаконическом диалоге между отцом и сыном ‒ муки и подвиг любви:

«Костер!» ‒ крикнул Клевдас. ‒ «Теперь мне всё равно», покорно ответил Клодомир… И его повели: убийцу Аполлона».

Здесь кончаются муки людские. Но, как апофеоз, открывается мир колдовства:

«Она следовала за ним. Восторг озарял ее щебечущие глаза; что они говорили, нам не понять, свет бежал перед ней струясь. В день казни Клодомира на площади, где сжигали убийц и прелюбодеев, она стояла перед костром, зарея сквозь зарево огня. И все видели, как с последним пламенным вздохом пепла она обернулась в огненную птицу, поднялась над погасшим костром и улетела. И тогда все поняли, что это была фея Мака».

В образе этой крылатой Соломеи перо Ремизова переносит торжество любви над жизнью в простор фантазии, где человек творит свою судьбу… А на земле заживают раны: Клевдас берет себе в сыновья Киндеиса ‒ сына Аполлона, отдает ему в жены дочь; играют свадьбу. «Так округлилось горе и радость».

«Свадебным подарком молодым от короля Клевдаса ‒ всем памятно ‒ была отмена старого закона о прелюбодеянии: любовь не виновата, и жечь костюм за любовь негодно».

Закон этот во всем творчестве Ремизова.

Много других повестей любви пересказал автор, свивая их вокруг испытаний Тристана и Исольды. Пересказаны они с творческим нагревом заново пережитых чувств. Все они ведут в одно устье любви, разлученной на земле и перелившейся за жизнь.

У Тристана две стихии:  п о д в и г а  и  л ю б в и.

У Исольды:  л ю б в и  и  ж е р т в ы.

В истории любви первыми героями были воины, и «подвиг» остался стихийным элементом в ее мужеском проявлении, позже преображенный в романтике и в эволюции чувства человека. У Тристана путь полон рыцарских подвигов. У Исольды ‒ жертв, присущих женственному началу. Оба пути ‒ во имя любви.

«Долговая связь жертва ‒ проклятие человеческой судьбы! Жертва Исольды по долгу любви к Тристану; Тристан исполнил свой долг: привез невесту Марку ‒ жертва не расставаться с Исольдой».

Тристан ‒ освободитель Корнуаля, победивший ирландского противника Аморольта в поединке, решающем тяжбу между Корнуалем и Ирландией. Раненного отравленным мечем Тристана усадили в лодку Аморольта:

«Победоносно плыви домой… Спор решен: победа за Корнуалем... На пристань сбежался народ гуще мух на падаль. У всех одно имя ‒ Тристан ‒ Тристан-освободитель. Кто-то кричит: да здравствует король Корнуаля Тристан!»

А под трубную музыку славы, на носилках несут победителя, и король Марк читает в его глазах: «обреченный». Ворожеи и ворожейки Корнуаля не могли вылечить. Явилась фея Син и сказала: «В другой стране». Тристана положили в лодку, и он поплыл в «другую страну» ‒ Ирландию. Там ‒ королевна Исольда, которой «через мать открыта тайна врачеванья». Тристан ненавистен ирландам за убийство Аморольта, и сама Исольда ненавидит его. Но женственное начало ‒ не отказывать страждущему и

«Тридцать дней Исольда лечит Тристана, тридцать дней неразлучны... Исольда вернула ему жизнь».

И как всякая истинная любовь, любовь пришла не «потому», а «вопреки». «Дни проходят затаенно. Его ни о чем не спрашивают ‒ «не беспокоят», но лишь подымется на ноги, тут и жди... Пряными травами она мыла ему голову. И вдруг он почувствовал, как ее свет проник и горячим разлился, наполнив все его тело ‒ все его существо. Он поднялся на ноги. И этот день был пер-

213


вым его жизни ‒ его рождение ‒ неразрыв с Исольдой: Тристан и Исольда. И он сказал себе, в ее свете его жизнь и без нее ему не жить».

В «другой стране» ему, обреченному, открылась жизнь. Эту жизнь дала ему Исольда. Но остаться в Ирландии нельзя. С ожившим расправятся. Тристану устраивают побег, но «в его глазах Исольда сквозь сеть  н и к о г д а». В утлой ладье по бурному морю приплыл Тристан домой, «покинув дом сердца». Но судьба помогла: у короля Марка не было наследника, ему искали королеву. Раз, на прогулке, над его головой пролетела ласточка и уронила золотой волос. «Та, чей волос, будет королевой!» ‒ решил Марк. Тристан признал, что волос с головы Исольды. И ему мелькнуло «возвращение»... снова встреча с Исольдой. Тристана послали в Ирландию, на верную смерть, за Исольдой. Он был на всё готов, лишь бы увидеть Исольду. Ирландцы и ненавидели, и боялись его, но когда узнали, что приплыл он не с угрозой, а как сват короля Марка, «король Ленгиз протянул гостю дрожащие руки». Исольда согласилась: «родине жертва, сердцу тайная любовь». Ремизов знает, что любовь требует  с е й ч а с! У нее нет терпенья.

«Исольда дала согласие быть женой Марка, она поедет с Тристаном в Корнуаль, будет с Тристаном неразлучна, а как дальше, об этом не подумала: неразлучное ослепило ее».

Сверкает сцена празднества в честь свата Тристана: короли, рыцари; «мечи, щиты, шлемы наполняли стальным звоном и блеском серебряный зал... Исольда ‒ голубо-белый плащ, алый щит ‒ всех прекраснее на всем свете ‒ поцелуем увенчала победителя… Тристан живет в королевском замке. С Исольдой неразлучен… Отъезд откладывается… Ленгиз беспокоится: что скажет Марк? Да и подозрение: близость Тристана и Исольды».

Началась тревога, и Ленгизу приснился сон, предвещающий беду Тристану. Эту надвигающуюся беду Ремизов дает символически в стихии разбушевавшегося моря. «Канун Самайна ‒ день мертвых» застает в пути:

«Все, что на земле и под землей, на море и на дне моря разворотило, обнажив нутро ‒ сердцевину жизни ‒ ярое, негасимое и несказанное, в закрутье звучит ‒ кипь, клокот, крик». Бурное настежь и моего раскованного живого ‒ сквозь дождевую проволоку ‒ заслону моим глазам ‒ гремит! ‒ покачу подморной перекатью бурного взрыва ‒ гремит! И этот ропот своевольное мое хочу, нет власти заглушить ‒ терпенью конец ‒ отчаяние крючит руки сорвать сердце. Под угрозой расправиться с жертвой и самому погибнуть. Дикая пламень ‒ сверкание кристалла ‒ лебединые перья. Вымыть ‒ размолоть ‒ рассечь ‒ обвить ‒ обрушить, с головы до ног ‒

са ‒
ра ‒
фан !

«Слова сгорали и мучило молчать»… С вином вернулся Тристан к Исольде. «В жизни нам вместе не быть и только в смерти неразлучны. Исольда всё поняла, взяла чашку и поднялась ‒ «За всех усопших!»

Это ‒ крещенье страстью на смерть.

«И руки их сплелись неразрывно…» «Если это называется смерть, пусть она длится вечность!» А кругом со дна моря и сверху с неба разверзалась поднебесная насыпь… час сидов, когда мертвые выходят из могил и разбредаются среди живых».

Здесь Ремизов ‒ русский Вагнер в словах, и его темперамент обретает трубный голос, обжигает современного читателя, привыкшего к темпераменту, разбавленному цинизмом, стыдящемуся пафоса. Внезапность и звучность слов Ремизова разрежает атмосферу от случайного, повторного. Читатель оторван от действительности. Читатель во власти фантаста.

Искалеченный бурей корабль вернулся в Корнуаль с Исольдой.

«Да здравствует Тристан!.. И в это третье возвращение крик был еще живее: Тристан победил Аморольта, Тристан победил свою смерть. Тристан привез из Ирландии солнце!»

Вершина подвига достигнута. Все подвиги во имя любви. Но любви еще остается земное хождение по мукам: плен судьбы. По долгу жертвы Исольда во всем послушна Марку.

214


«Марк и Исольда ‒ судьба. Но разве существо Тристан-Исольда покорно судьбе? непременно выбьется на свет… когда они оставались одни, их руки невольно сплетались, их существо едино и нераздельно, разделенное судьбой при появлении на свет двух в земную жизнь: Тристан-Исольда ‒ Тристана и Исольды».

«Изотта, разве я могу покинуть тебя! Я живу потому, что ты есть на свете. Меня можно уничтожить, но моя любовь…»

Но где есть любовь, там есть и ревность. Марк усылает Тристана объехать Корнуаль и острова, рассчитывает победить любовь разлукой, но «разлука ‒ крепь… Ждать ‒ жить… В разлуке живет имя, маня и лаская, живее человека».

Нельзя пересказать всех злоключений, мук и подвигов в судьбе Тристана и Исольды, частью они ‒ в действительности, частью в снах и в волшебстве Кельтских саг, по которым Ремизов плетет свое творчество. В замках ли, в тюрьме ли, в празднествах ли, в опасностях ли, любовь ‒ их единственный закон и оправдание всему. Только ей они верны, с другими ‒ вероломны, когда судьба насилует их чувство. Победами и кровью устлан их путь. Но «любовь тем и любовь, что ничего не боится», сказал Ремизов в своей «Мелюзине».

«Мы родились пройти горький путъ: ждать встречи и расставаться встретясь», говорит Тристан. Феи давали им приют на срок (понимать ли этот приют, как их мечты?), а после возвращали действительности. Властитель их судьбы ‒ король Марк ‒ изгнал Тристана навсегда из Корнуаля в Нант. В Нанте Тристан женился

«не по-настоящему, как это по-людски женятся, а по бумагам… Тристан женился на имени: племянницу короля Гуя звали Исольдой. В отличие от красной Исольды ей дали прозвище «белоручка»… Исольде было лестно: жена Тристана. Глубоко затаив обиду, она шла за Тристана на безбрачную жизнь».

В Нанте Тристан был ранен, по ошибке, отравленным мечом. Единственное спасенье ‒ Исольда: тайна яда в ее власти. За ней послали друга Гарнота. Тристан не знал, что в ней победит: любовь или долг.

«…Если ты без нее вернешься, подыми черный парус», велел Тристан Гарноту. «Дни ожидания: боль и тоска… Желанье и надежда приближают сроки».

«…Любовь сильнее долга ‒ корабль вышел, плывет, плывет Исольда и с ней Брагиня, везут волшебные травы… Чуть-чуть видно белым облаком… Тристан открывает глаза ‒белым облаком в его глазах плывет надежда… Всю ночь никто не сомкнул глаз… Задремавшая под утро Исольда (жена Тристана. ‒ А. М.) очнулась: Исольду ‒ Красную Исольду ‒ ее она увидит! И сердце ее сжалось. Для мысли: «Исольда спасет Тристана» ‒ не осталось места… Не стало сил ждать… Она вышла. Море сверкало, сковано золотом ‒ литые бороздили дороги, колыхая ширь. В глазах рябило. Она приставила зонтиком руку и вглядывалась. И видит, и поняла, то не заколдованное золото ‒ остров, плывет корабль. Она опустила руку ‒ солнце ударило ей в глаза, и она различает: корабль ‒ черный парус… Она вернулась. В глазах ее чернело. Потом скажут, она обманула Тристана: обидой очернила белый парус. Черный парус!

«Черный парус!» ‒ говорит она слепым голосом, не различая ни себя, ни встречный отклик.

«Исольда не приедет!» Так понял Тристан. И боль ‒ но это не рана, не точащий яд, ‒ждать больше нечего. «А вдруг всё это было неправда?»

И с этой последней мыслью Тристан почувствовал, как чьи-то проворные пальцы забивают ему рот ватой. И он задохнулся».

«Больше о Тристане я ничего не знаю, ‒ говорит Ремизов. ‒ Я знаю, нет, всё это была правда: под белым парусом Исольда приехала на корабле Гарнота. И дорога горя привела ее в дом смерти. Она несла надежду на жизнь. Но когда увидела Тристана ‒ глаза его ей не ответили, печаль перелилась горечью и остеклела ‒ «больше ждать нечего», в ней всё содрогнулось, и огонь ее отчаяния задушил ее дыхание жизни. Она пришла поднять и сама упала».

«Какая жгучая пламень в тонком пла-

215


мени любви, обреченной судьбой на разлуку до самые смерти».

Плохо живется любви на земле. В ее противоречии с судьбой и людским уставом ‒ драма человека, но в ней и побуждающая сила. Оглянувшись на обширное творчество Ремизова, нельзя не принять за чудо то, как мучительно и трепетно одинокий восьмидесятилетний слепой горбун на краю могилы открыл нам это, правел читателя по всем испытаниям любви, в которой он всё увидел, всё услышал и почувствовал «до захлеба». Но Ремизовский мир не погибает на земле.

«Сумерки овеялись зеленым ‒ в зеленом плаще показалась фея Син» и сказала: «Разлучница смерть заступилась: Тристан и Исольда неразлучны».

Этими словами смыта жуть смерти любовью. Любовь не покинула жизни, а выговорилась в словах, в музыке, в образах талантом Ремизова. Как Тристан неразлучен с Исольдой, так и смерть Ремизова не решает его судьбы. Живыми он оставил муки и трепет любви. В «Ее селеньях» место Алексею Ремизову ‒ вечно.

216


 
Назад Рецепция современников На главную