О Ремизове часто писали, как о «декаденте». Нетрудно предсказать, что близко время, когда раздастся другое обвинение: в академичности. И вряд ли дождется писатель момента равновесия, казалось бы, самого законного: простого признания заслуг. Кто раскроет книжку его драм «для журнальных ошибок» или пародий, тот будет разочарован: ничего «непонятного», кроме благородно разъясненных слов; ничего «декадентского»; все основано на хорошем знании русской старины. Но и для знающих Ремизова не только по пародиям эта книга несколько неожиданна: после ужасов и кошмаров, после томительной тоски о смысле мира – мирная религиозность «разрешение всех мучений», исход, спокойные образы и рассказы. Какой сладкий соблазн: от всех ядов и противоречий настоящего дня уйти в этот мир, где так легко и твердо отрицается плоть и утверждается бесплотный рай! Из трех пьес сборника наиболее известна (по театру В. Ф. Коммиссаржевской) «Бесовское действо». Между тем, это действо наименее сценично: незатейливая интрига, так волновавшая наших предков – борьба демонов-соблазнителей с святым подвижником, утратив старую остроту, не оживлена новой и, несмотря на безукоризненно выдержанный стиль, «действо» вряд ли пригодно для современной сцены.
Гораздо сценичнее «Трагедия об Иуде, принце Искариотском». Это вообще самая живая из трех вещей. Это не повесть о предательстве – самое предательство только рисуется в тумане, как развязка, как искупление вины – новой вины Эдипа. Этот Эдип – Иуда – не единственный анахронизм драмы: на анахронизмах построена она вся, поэтому и стиль ее, нарочно скованный из противоречий, не так целен, как стиль «Бесовского действа». Главная прелесть трагедии – нежный и загадочный образ Ункрады, уже неразделимый с теми чертами, которые придал ему Рерих.
«Действо о Георгии Храбром» ‒ наиболее выдержано и по стилю, и по развитию действия, но менее увлекательно.