главное значение и ценность заключается в его духовном сродстве с миром славянской мифологии. Он сам – мифотворец, и всей свежестью, и хмелем природы, всем неразумием и мудростью народной души веет от его прекрасных сказок. Обрядности, поверья, привороты, заклинания, ‒ все это для него еще живо и несомненно.
Да и сказки ли это? За исключением трех-четырех, являющихся пересказом знакомых нам с детства мотивов, это еще не связанные старухой-няней в зимний вечер раскиданные а природе голоса, это «нашепты, пущенные по ветру Шандырем-Шептуном», это отзвуки из того времени, когда еще не размежевалась, не разделилась природа, а все жило вперемежку и дружно, и каждое слово было образом, и каждый образ был сказкой. Это было, когда «кулик приносил из-за моря золотые ключи, замыкал холодную зиму, отмыкал землю и выпускал из неволья воду, траву, теплое время, и «солнце выходило их хрустального терема нарядное – в красной шубке и парчовой шапочке» и «царь-лес гудел по ночам весь в звёздах», а «ильинский олень, примчавшись с горки на горку, с ветлы до ветлы, окунал рога в речке, ‒ и становилась вода холоднее».
Все это рассказано языком, в котором каждое слово подлинно в своей старинности, но именно потому нередко чуждо современному слуху, ‒ языком, в котором каждое слово не переместимо и неизбежно. Может быть, многое здесь носит явный отпечаток фольклора; но привлекает в авторе самое восполнение и восхваление русской речи, какое-то святое блюдение ее и послушание ей. Ибо она сама, вещая, творит, сама слагается в миф, а он только верный слушатель ее и посредник. Правда, обилие и диковинность древнерусских, старообрядческих, народных, местных (преимущественно приволжских) выражений вначале затрудняют чтение, но усвоив себе забытое или вновь узнанное, чувствуешь свою причастность к стихии славянского духа. И, во всяком случае, словарь русской литературы Ремизов уже щедро обогатил.
«Посолонь» это – хождение по солнцу, «посолонное» ‒ четыре времени года, и каждое рождает свои страхи и радости. Ранней весной «беленький монашек ходит по домам» и разносит первые зеленые веточки, и цветы весной «играются в красочки». А в «лето красное», «алатырное жито и серебряные овсы раскинулись вдаль и вширь, неоглядные, обошли леса и овраги, заняли округ небесную синь и потонули в жужжанье и сыти дожатвенной жажды». «Дикая кошка – желтая иволга унесла на клюве вечер за шумучий бор, и теплыми звездами опрокинулась над землей чарая купальская ночь». И чего только тут нет! И «зарытые клады выходят из-под земли на свет посмотреть», и «леший крадет дороги в лесу», а на реке «тихой поплыней плывут двенадцать грешных дев». А вот и «Осень темная». Бабье лето. «Унес жаворонок время. Занывает полное сердце – пойти постоять за ворота». «Скрипят ворота, грекают дверьми – запирает Егорий вплоть до весны небесные ворота. Там катается по сеням последнее времечко, последний часок». «Мать по темному не поступит, вернет теплое время. Сотлело сердце черней земли… Вернитесь! И звезды вбиваются в небо, как гвозди – падают звезды».
Такова эта роскошь мифотворчества, так свежо и стихийно звучит эта пышная «Посолонь»!