Н. Б.
<Н.Н.  Берберова>

А. Ремизов. «В розовом блеске»
Изд. имени Чехова. Нью-Йорк, 1952

Источник: Новый журнал. 1952. Кн. XXXI. C. 322–323

Есть в мировой литературе книги-исповеди. Со времени «Исповеди» Руссо они писались от первого лица, и в течение последних ста пятидесяти лет создалась целая традиция этих книг, – она то прерывалась, то возобновлялась, но главные линии литературы прошлого столетия прошли мимо нее. В 1890-ых годах первым современным автором «книги-исповеди» был Август Стриндберг («Исповедь глупца»); одной из замечательнейших исповедей была в наше время автобиография Андрэ Жида. Быть может, спорным покажется причисление книги А.М. Ремизова «В розовом блеске» к этому роду литературы и прежде всего потому, что она написана автором как бы не о себе, а о другом человеке. И, конечно, написана в третьем лице.

У «книг-исповедей» была форма – не общая, потому что форма исповеди есть форма речи писателя. Осторожный шепот Жида или возбужденная речь Стриндберга не могут быть ни переняты, ни повторены. В форме исповеди имеются уже все элементы ее содержания – как в человеческом голосе мы и без восприятия слов открываем для себя суть произносимого. Это особенно чувствуется в писаниях Леона Блуа, во всех книгах которого можно найти элементы исповеди, и в русском Леоне Блуа – Розанове. К этим двум именам хочется присоединить отныне и третье имя – А.М. Ремизова. Было и прежде ясно, что для него только этот род литературы представляет интерес – он никогда, вероятно, не стремился быть «творцом объективных ценностей», но сейчас, после его последней книги, это кажется бесспорным: третья часть ее принадлежит к ряду самых

322

жгучих, самых сильных «книг-исповедей», какие мы знали за последние полвека.

Третья часть, названная «Сквозь огонь скорбей», есть, в сущности, сердце книги. И к нему, как ко всякому сердцу, страшно прикоснуться. В ней рассказаны болезнь и смерть С.П. Ремизовой-Довгелло, жизнь А.М. в оккупированном немцами Париже, бомбардировки, бедность и ужас тех лет – и немного в русской литературе таких трагических книг, как эта.

Первые две части, связанные между собой, не связаны с этой третьей. Чего-то, как будто, не хватает между детством и юностью Оли и ее последними годами жизни, не хватает жизни ее, которую она делила с А. М., но эта жизнь может быть узнана в десятке других его книг, в частности, в «Взвихренной Руси». Поэтому, разрыв частей в последней книге Ремизова есть лишь недостаток этой книги – он восполнен был раньше. Читателю нужно сделать маленькое усилие, чтобы найти то, чего не хватает для восстановления целого.

Это целое, с каждой новой книгой Ремизова, делается всё яснее: «мир, как боль» – его тема, о чем бы он ни писал. Мир – как боль сейчас, и мир, как боль – пятьдесят лет тому назад, и мир, как боль – триста лет назад. В этом мире могут быть радости-боли, встречи-боли, но больше всего в нем – страха и жалости. И чем больше Ремизов живет и пишет, тем больше он чувствует эту боль, – он являет собою пример человека, который ни с каким ужасом не примиряется и ни к какому отчаянию привыкнуть не может.

323