Белый А.

Алексей Ремизов. Чoртов лог. Рассказы. Полуночное солнце. Поэмы.
К-во «Eos». СПб. 1908.

Источник: Весы. 1908. № 2. С. 79–80.
(В разделе «Библиография»).

Алексей Ремизов. Чортов лог. Рассказы. Полуночное солнце. Поэмы. К-во «Eos» . Спб. 1908. Ц. 1 р.

«С т о я т ь  х о л о д а ... А  в о л н ы ...  г р е б н я м и  м е ч у т с я  п о д   к р и к и  с т а л ь н о г о  в и х р я, п р и л е т е в ш е г о  в  т у н д р ы ...» («Бебка»). Так говорит Ремизов. Над книгой Ремизова жестокие холода опустили ледяные свои крылья. Нет, не над книгой, ‒ над душой автора сгущаются холода, и она, душа, м е ч е т с я  п о д  к р и к и  с т а л ь н о г о  в и х р я,  п р и л е т е в ш е г о  в  т у н д р ы. Тундра и в ней  с т а л ь н о й  в и х р ь: вот лейтмотив этой сильной и яркой книги. Стальной вихрь безжалостно охватил Ремизова: точно кто-то злой, искони враждебный, встает над миром души талантливого писателя. «Чортик» называет его Ремизов в замечательном рассказе того же имени. Не  Ч о р т и к, а Чорт, принявший образ Тараканщика. «В... тараканьем шуршанье мерещился ему (Тараканщику) сам Диавол, а побороть Дьявола... было... первым его заветом». Но Тараканщик смотрит на жизнь живую людей, только как на разгар у с а т о й  ж и з н и  т а р а к а н о в. Везде мерещутся ему тараканы. «Ты сливу разрежь сперва пополам, посыпь  сахаром, потом поставь на сковородку... На утро вынь и начинай варить. Тогда слива к сливе, что  т а р а к а н  к  т а р а к а н у, будет отдельно». Все осквернил в мире Тараканщик: «Поганое, ‒ лает Тараканщик, ‒ все поганое» («Чортик»). И мир становится не домом, а враждебной гостиницей: «Гостиница ‒ не дом. Живо вытурят». («Серебряные ложки»). Тараканщик вытурит. И растет, и растет образ Тараканщика, словно воплощение стального вихря – шествует он по тундре жизни. «Тараканщик с Дивилиными бабами новую веру хочет объявить». Страшный Тараканщик: вступает в союз даже с Парками, потому что разве не Парки Дивилины бабы у Ремизова? И город начинает догрохатывать «свою последнюю сутолоку», плененный стальным дыханием ледяной силы. И сила эта замораживает жизнь: жизнь превращается в тюрьму, которую лижут волны ‒ порывы души бессильной: «О к а я н н ы й,  о к а я н н ы й  ‒  л и з а л и  в о л н ы  к р е п о с т н о й  в а л,  в ы л и,  в з ъ е р о ш е н н ы е  в е т р о м» («Крепость»). Окаянный Тараканщик!

На этом стальном фоне каторжной жизни г. Ремизов начинает рисовать забавные сцены. Его кованый слог пестрит прибаутками. Точно он хочет уйти в детскую, точно хочет играть с детьми, с их «слоненками». Но эта игра ‒ только опьянение. И такая жизнь ‒ «винная лавка». «Винную лавку заперли. Сиделец с ключами пропал в снегах: больше  н е  п р о с и  ‒  н и  в о т  с т о л ь к о  н е  д а с т». («Новый Год»). И опять узнаете в сидельце

79

вы Тараканщика. На  у с а т у ю  ж и з н ь  ‒  не дает, потому что жизнь, ‒ страдание. Нежность необычайная, просвечивающая в глубине души автора ‒для Тараканщика только  у с а т а я  ж и з н ь. И смех, игры, забавные прибаутки, которыми загораживается г. Ремизов, обвеяны  к р и к о м  с т а л ь н о г о  в и х р я,  п р и л е т е в ш е г о  в  т у н д р ы. И напрасно старается уподобиться г. Ремизов мальчику Павлушке, мечтающему о слоненке; самые эти мечты падают в сердце криком стального вихря. «В комнату Кати вошел настройщик. Стал пьянино настраивать. ‒ Серый слоненок, серая мордочка, ‒ ударяла нота». («Слоненок»). Прислушайтесь, – да ведь тут ужас: и  о п я т ь  к р и к  с т а л ь н о г о  в и х р я, опять: «Окаянный, Окаянный, Окаянный Тараканщик». Этот крик бросается на нас из книги. Тут сила пафоса г. Ремизова достигает своего апогея. «Посолонью» и «Чортовым Логом» г. Ремизов выдвигается как один из лучших современных прозаиков русских.

Раскройте любую страницу, и вы встретитесь с рядом фраз необычайной красоты, подъема необычайного. Вот открываю страницу, ‒ читайте: «Больная скрипучая камера, как нищенка на паперти у праздника» (стр. 205). Вот еще открываю книгу ‒ смотрите: «Монотонно позвякивая шашками и стуча сапогами, ходят по коридору часовые, как тюремные дни» (стр. 206). И это в относительно неудачной поэме «Б е л а я  б а ш н я». О недостатках Ремизова я высказался в рецензии о «П р у д е». В значительно меньшей степени эти недостатки присущи и «Чортову Логу». Но кристальная ясность слога, четкость рисунка в содержательных рассказах здесь скрадывают до minimum'a недостатки Ремизова. Везде лейтмотив книги звучит определенно и мощно: из разбитого окна, у которого склонился горюющий автор, хлещет крик стального ветра, прилетевшего в тундры, да поднимается над окном, как над жизнью разбитой (жизнью ночной, «усатой»), лицо Тараканщика. И Тараканщик лает: «П о г а н о е: в с е  п о г а н о е». И где-то за спиной раздается  б а б ь е  л е п е т а н ь е: «Т а р а к а н щ и к... н о в у ю  в е р у  х о ч е т  о б ъ я в и т ь». И дни проходят, как монотонные тюремные часовые. И Ремизов просить: «Ветер, пропой... стоить ли жить?»

Менее удачен отдел «Полуночное Солнце»; но и здесь яркие нас встречают страницы. Нам остается пожелать, чтобы талант Ремизова настолько же развился, насколько развился он в «Чортовом Логе» по сравнению с «Прудом». Тогда история литературы русской приобретет еще новое, незабываемое имя.

80
 
Назад Рецепция современников На главную