ИЗ КНИГИ «РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ»
Нелюбая |
| 1 |
Выйдет Сошка на двор – одна, ни души, – и ударит ей по́ сердцу.
С мужем неудовольствие было все: наговорят старики на невестку, не люба она им, в дом пускать к себе не хотели, нагородят невесть что, ну, и он к ней спиной.
Вспомнит Сошка обиду.
– Все равно пропадать – повешусь! Или ножом полоснуть?
А потом жалко станет, раздумается.
– Может, и ничего, поправится.
А тут во дворе-то, Дуняшка-кобыла, Жучка, Маруська – станет мило, погладит коров. Погладит, поплачет.
Поплачет – отойдет слезами. И в дом.
А какая Сошка желанная, какая умница, – цены ей нет.
И за что это старик-то со старухой? В чем провинилась?
|
463
|
Чем недовольны? – клещат и клещат. А и Сергей хорош! Всему верит.
Кот трется к Сошке, курлычет: от него, кота, Сошка только и видит ласку.
– Ой, Василий, один ты друг, колобун усатый! – погладит кота да за работу.
А какая Сошка работница, какая умница, – цены ей нет!
|
| 2 |
Приехали из гостей в чистый понедельник – от отца, от матери Сошки.
Вечером старика на сход кликнули, а старуха ненадолго вышла на беседу.
Сошка сидит у огонька, прядет.
После родимой Головлинки, дома родного, ой, как постыло!
Старуха вернулась и сама села прясть.
Ой, как постыло, нелюбой! А на сердце – ни слов, ни слез.
Подняла глаза Сошка – старуха прядет, муж спит, – у, постылые стены! И ударило по сердцу:
– Все равно!
Сошка засветила огонька да в сени... Отыскала веревку мочальную простую, наладила петлю, перекинула веревку через перемет, – петлю на шею. Приладилась. Захватилась руками за веревку...
Вдруг слышит старуха, невестка как блюет.
– Видно, пива напилась!
И опять слышит: что-то неладно. Стала старуха, засветила огонька, с огоньком в сени.
А муж дрыхнет, ничего-то не чует: это с блина так ему спится сладко, – хороши были блины в Головлинке!
– Ой, батюшки! Господи поми-лу-уй!
Старуха назад в избу, тычется от страха, да к сыну. Сергей догадался: неладно, – выскочил в сени. А там Сошка.
– Ох, шельма, что делаешь!
|
464
|
Стоит Сошка под переметом, петля на шее. Еще туже захватилась за веревку, – Сергей и рук ей разжать не может.
– Шельма!
Что делать? Скорее за перемет, жердь снял, – тут она веревку и отпустила.
И пала она помаленьку наземь, нелюбая, нелюбыми глазами к сырой земле: ей все равно.
Сергей ее за подпазушку и потащил в избу.
Старуха-то этакой беды от роду не слыхала: нынешний народ что делает.
– Ой, батюшки! Господи, помилуй!
Притащил Сергей чан с водой, сам побежал на сход за стариком.
Осталась одна старуха: зачерпнет кружку, приладится ленуть на Сошку, а та – той все равно – кружку-то рукой и оттолкнет к дверям.
– Да, что ты, дура, проливаешь воду-то?
Не понять старухе. Подымет она с полу кружку, зачерпнет и только что приноровится, а та опять – той все равно.
Билась, билась, старуха, бросила.
А Сошка лежит – не шевельнется, не скажет, – как мертвая.
– Ой, батюшки! Господи, помилуй!
|
| 3 |
Вот и бегут со схода: сотский, десятский и полицейский со стариком, да с Сергеем.
А Сошка лежит – не шевельнется, не скажет – как мертвая.
Постояли над ней, постояли. Ну, что они могут сделать?
– Сергей, – говорят, – поезжай за попом.
– Ой, батюшки! Господи, помилуй! – тыкалась старуха.
Сергей живо к попу.
– Хозяйка очень трудна.
Поп ехать не хочет.
|
465
|
– Пущай до утра. Помрет, похороню.
Так и вернулся.
А Сошка лежит – не шевельнется, не скажет – как мертвая.
– Чего ж ты не сказал, что из веревки вынули?
И погнали назад к попу.
– Батюшка, мы, ведь, ее из веревки вынули.
Ну, поп и поехал:
– Как ее зовут?
– Софьей.
Поп велел всем выйти: исповедать, значит, надо.
А как вышли и остался поп один с Сошкой – Сошка, как мертвая, – взял он ее за руку:
– Софья! Софья!
– Что, батюшка? – тихо отозвалась Сошка.
– Что ты это делаешь?
Сошка открыла глаза, приподняла голову: ничего незаметно, только на шее под горлом место красненькое.
– Невыносно!
Тихо она это сказала: «невыносно», – а и везде было слышно, и в сенях, и на дворе там – «невыносно»!
– Ой, батюшки! Господи, помилуй! – тыкалась старуха.
Сошка стонала.
Поп благословил и вышел. Велел Сергею за доктором ехать. А сам домой.
Пока что дали лошадям маленько перехватить, пока что, подошла полночь.
А Сошка опять лежит, как мертвая.
Собрался Сергей: пора ехать.
Вдруг она села.
– Не езди!
И так хорошо говорить стала, все просила не ездить: ночь, ведь! – словно с ней ничего и не случилось.
Сергей положил шапку: стало быть, не ехать!
И пошел лошадей распрягать.
А она на печку.
И больше ни слова.
|
466
|
Хотел было сотский ее расспросить, дознаться, – молчит.
– Ах, каналья, каналья!
Так и разошлись: сотский, десятский и полицейский.
И остался старик со старухой да муж, да на печке Сошка.
Все заснули, спят, не спит одна Сошка.
– Невыносно! – и красный знак на шее жжет.
|
467
|
| |
|
| |