«Дай к ней зайду!»
Вышел Степан из лодки, завернул к купцову полукаменному дому – было когда-то в доме веселье, знавал и разгулку.
Отворила дверь сама Маша. Смотрит, глазам не верит – Стенюшка ли это милый?
– Что, Егоровна, али стар уж стал? С Жегулиной горы гость к тебе.
Посидели молча. И вспоминать не надо.
– Что-то мне скучно, Маша.
А она только смотрит. Вспоминать не надо! И вспомнила, обиду вспомнила и простила, за себя простила, и другую вспомнила обиду – и не простила.
– Истопи мне, Машенька, баню, как бывало.
– Ладно! – и хотя бы глазом моргнула, как камень.
Истопила Марья баню, снарядила в последний раз дружка. А сама на село.
– Стенька парится в бане! – кричала на все село.
Взбулчал старшина, нарядили народу – кто с дубиной, кто с топором, кто с косой, кто с ружьем.
Там гвал, тут гамят.
– Давай его сюда!
– Иди к нему!
– Чего глядишь-то!
– Тащи его! А ни с места.
А проходил селом странник, старый старик.
– Что у вас за сходка? – спрашивает старик.
– Хотим Стеньку изловить. Посмотрел старик, покачал головой.
– Где вам, братцы, его пымать! Разве мне...
Поумолкли.
Снял старик шапку, три раза перекрестился и пошел к купцову полукаменному дому, подошел к бане.
Тихим голосом сказал старик:
– Степан!
Громко ответил Стенька:
– Эх ты, старый хрен! Не дал ты мне помыться.
А уж значит судьба, делать нечего, стал собираться.