ЛЕТО КРАСНОЕ

Купальские огни

Закатное солнце, прячась в тучу, заскалило зубы брызнул дробный дождь. Притупил дождь косу, прибил пыль по дороге и закатился с солнцем на ночной покой.

Коровы, положа хвост на спину, не мыча, прошли. Не пыль – тучи мух провожали скот с поля домой.

На болоте болтали лягушки-квакушки.

И дикая кошка – желтая иволга унесла на клюве вечер за шумучий бор, там разорила гнездо соловью, села ночевать под черной смородиной.

Теплыми звездами опрокинулась над землей чарая Купальская ночь.

Из тенистых могил и темных погребов встало Навьё.

Плавали по полю воздушные корабли.

28


Кудеяр-разбойник стоял на корме, помахивал красным платочком. Катили с погостов погребальные сани. Сами ведра шли на речку по воду. В чаще расставлялись столы, убирались скатертями. И гремел в болотных огнях Навий пир мертвецов.

Криксы-вараксы скакали из-за крутых гор, лезли к попу в огород, оттяпали хвост попову кобелю, затесались в малинник, там подпалили собачий хвост, играли с хвостом.

У развилистого вяза растворялась земля, выходили из-под земли на свет посмотреть зарытые клады. И зарочные три головы молодецких и сто голов воробьиных и кобылья сивая холка подмаргивали зеленым глазом, – плакались.

Бросил Черт свои кулички, скучно: небо заколочено досками, не звонит колокольчик, – поманулось рогатому погулять по Купальской ночи. Без него и ночь не в ночь. Забрал Черт своих чертяток, глянул на четыре стороны, да как чокнется обземь, посыпались искры из глаз.

И потянулись на чертов зов с речного дна косматые русалки, приковылял дед Водяной, старый хрен кряхтел да осочим корневищем помахивал, – чтоб ему пусто!

Выползла из-под дуба-сорокавца, из-под ярого руна сама змея Скоропея. Переваливаясь, поползла на своих гусиных лапах, лютые все двенадцать голов – пухотные, рвотные, блевотные, тошнотные, волдырные и рябая и ясная катились месяцем. Скликнула-вызвала Скоропея своих змей-змеенышей. и они – домовые, полевые, луговые, лозовые, подтынные, подрубежные приползли из своих нор.

Зачесал Черт затылок от удовольствия.

Тут прискакала на ступе Яга. Стала Яга хороводницей. И водили хоровод не по-нашему.

– Гуш-гуш, хай-хай, обломи тебя облом! – отмахивался да плевал заплутавшийся в лесу колдун Фалалей, неподтыканный старик с мухой в носу.

А им и горя нет. Защекотали до смерти под елкой Аришку, втопили в болото Рагулю – пошатаешься! – ненароком задавили зайчонка.

Пошла заюшка собирать подорожник: авось поможет!

 

29


С грехом пополам перевалило за полночь. Уцепились непутные, не пускают ночь.

Купальская ночь колыхала теплыми звездами, лелеяла.

Распустившийся в полночь купальский цветок горел и сиял, точно звездочка.

И бродили среди ночи нагие бабы – глаз белый, серый, желтый, зобатый, – худые думы, темные речи.

У Ивана-царевича в высоком терему сидел в гостях поп Иван. Судили-рядили, как русскому царству быть, говорили заклятские слова. Заткнув ладонь за семишелковый кушак, играл царевич насыпным перстеньком, у Ивана-попа из-под ворота торчал козьей бородой чертов хвост.

– Приходи вчера! – улыбался царевич.

А далеким-далеко гулким походом гнался серый Волк, нес от Кощея живую воду и мертвую.

Доможил-Домовой толкал под ледящий бок – гладил Бабу Ягу. Притрушенная папоротником задрала ноги Яга: привиделся Яге на купальской заре обрада – молодой сон.

Леший крал дороги в лесу да посвистывал, – тешил мохнатый свои совьи глаза.

За горами, за долами по синему камню бежит вода, там в дремливой лебеде Сорока-щектуха загоралась жар-птицей.

По реке тихой поплыней плывут двенадцать грешных дев, белый камень алатырь, что цвет, томно светится в их тонких перстах.

И восхикала лебедью алая Вытарашка, раскинула крылья зарей, – не угнать ее в черную печь, – знобит, неугасимая, горячую кровь, ретивое сердце, истомленное купальским огнем.

30


 
Главная Содержание Примечания Примечания автора Далее