– Сесть, – говорит, – мне было, как курице на яйца. А лакеи так друг друга и подтолкнули.
– Эка, ведьма, зараз узнала! – и всю-то дорогу помалкивали оба: чем ближе к государю, тем страх больше.
И старик со старухой молчали: не вернуться им домой вовеки!
Ночью приехали старики ко дворцу. Отвели старикам комнату особую, велели спать. А Брюх с Хребтом под дверями уши навострили.
Ворочался старик, – нет сна, какой уж сон!
– Ой, ворона, – не вытерпел, сказал старик старухе, – залетела в высоки хоромы, что-то нам будет?
– Что будет брюху, то и хребту! – горько сказала старуха, горько ей было старой: хоть и в бедности жили, да не в беде, а тут крышка.
Как услышали Брюх с Хребтом старухины слова, так тут у дверей и присели.
– Отдать надо, отгадала злодейка, отдать надо! – да ползком, ползком в свою лакейскую каморку, да скорей за сундук, вынули из сундука камень и с камнем назад к старикам, стучат к старикам.
А старик со старухой со страху тычутся, дверь отыскать не могут, чуть живы от страху, насилу-то отворили.
Тут Брюх и Хребет старухе в ноги:
– Не говори на нас, бабушка, что он у нас хранился! – и подают старухе камень, да сто рублей денег.
Приняла Карасьевна камень и сто рублей денег и уж до самого утра так его в руках и держала, а старик стоял, ее застил: горел самоцветный камень, играл, как Божьи огни – звезды.
Наутро привели старуху к государю.
– Что, старуха, – спрашивает государь, – гадала?
– Гадала, батюшка, – говорит Карасьевна, – и отгадала, батюшка, где твой камень есть. В Москву унесен, через неделю достану.
И целую неделю жил старик со старухой во дворце у государя, целую неделю из комнаты никуда не отлучались, караулили старики камень: мало ли грех какой, не уследишь, стащут!