Трудно, пройдя через степь, через поле, через реку и речку, через болото, трудно выйти из темного леса.
Ватажится лешая свора: не хочет пускать, – так не отпустит!
А ягод, грибов – обору нет. Полон кузов несут.
Лесовик их не тронет. Лесовик приятель Водяному и Полевому. Водяной с Полевым им, как свои, – Лесовик их пропустит.
– Лесовик, Лесовик, на тебе ягод: ты – с леса, мы – в лес!
А завтра, когда забрезжит и, алея, дикая роза – друг-поводырь – пойдет, осыпаясь, прощаться, ранним-рано расколыхнется заветное Море – Море-Океан!
Тихо идут по последней тропинке...
Валежник и листья хрустят.
Тише! Вон и сам Боли-Бошка! – Почуял, подходит: набедит, рожон!
Весь измоделый, карла, квелый, как палый лист, птичья губа – Боли-Бошка, – востренький носик, самый рукастый, а глаза, будто печальные, хитрые-хитрые.
Была-не-была, – чур, не поддаваться! Заведет этот Лешка в зыбель-болото, где сам черт ощупью ходит. И позабыть им про Море.
– Не видали ли, где я сумку потерял? – кличет Боли-Бошка.
– Нет, не видали.
– Поищите! – просится Лешка, а сам дожидает.
– Что ты! – шепчет Алалей встрепенувшейся Лейле, – не знаешь его? Не нагибай так головку: у этого Лешки отродясь никакой и не было сумки. Это – нарочно. Вот ты нагнешься, искавши, а он тут-как-тут, да на шею к тебе, да петлей и стянет. И позабыть нам про Море.
Тесна, узка тропинка. Путает папоротник. Вспыхивает свети-цвет – волшебный купальский цветок.
– Хочешь, Боли-Бошка, ватрушку? – зовет желанная Лейла.
– Поищите, милые! – тянет свое Боли-Бошка: то пропадает, то станет, ничем его не прогнать, ничем не расшухать.