КОММЕНТАРИИ

РУССКИЕ ЛЕГЕНДЫ

I. ЗВЕЗДА НАДЗВЕЗДНАЯ

Stella Maria Maris

Впервые опубликовано: Ремизов Алексей. Звезда надзвездная. Stella

Maria Maris. Paris: YMCA-PRESS, 1928. 79 с., с посвящением С. П. Ремизовой-Довгелло.

Рукописные источники: 1) НР (неполная, 115 с.) – Автограф// Amherst. Box 16. F. 31.115 р.; 2) HP (отрывок). – Автограф // Amherst. В. 16. F. 31.1 р.

Печатается по изданию 1928 г.

Название «Звезда надзвездная» восходит к заглавию переводного древнерусского сборника рассказов о чудесах Богородицы «Звезда пресветлая», широко распространенного в России со 2-й половины XVII в. Большая часть рассказов сборника основана на чудесах, связанных с молитвой «Богородице Дево, радуйся», которая составляет основу католического молитвенного последования – «Розария» (лат. rosarium – венок из роз). «Розарий» – название четок, а также молитв, читаемых по ним. Молитвы «Розария» представляет собой чередование молитв «Отче наш», «Радуйся, Мария» и «Слава». Ср. также в тексте акафиста Пресвятой Богородице пред иконой «Одигитрия» Смоленская: «Радуйся, свеще неугасимая; радуйся, звездо незаходимая»

Заглавие первой части PJI также непосредственно восходит к одноименной легенде Ремизова, а также к легендам «Страсти Господни» («От Креста разносился по миру плач / Богородицы – / звезда надзвездная!») и «Хождение Богородицы по мукам» («И взмолилась она к животворящему престолу Господню – звезда надзвездная») (с. 35, 60 наст. изд.)

 

Stella Maria Maris (лат.) – Мария звезда морская. Неточная цитата из известного с VIII в. текста католического гимна «Ave, Maris Stella» («Радуйся, Звезда моря»). С раннего средневековья образ морской

(путеводной) звезды являлся одним из символов Богоматери.

Основной корпус ЗН представлен легендами, ранее входившими в состав «повествований по апокрифам» «Лимонарь сиречь: Луг духовный» (1907, 1912) и в цикл «Цепь златая» (Сирин. СПб., 1913. Сб. 1). Из расширенной редакции «Лимонаря» (Шиповник 7, Сирин 7) в ЗН было включено 6 текстов: «Клятвенный камень», «Страды Богородицы», «Страсти Господни», «Месяц и звезды», «Рождество», «Христов Крестник» (краткую историю создания цикла см. в предисловии к комм. А. М. Грачевой: Лимонарь-РК VI. С. 664–666). Из цикла «Цепь златая» вошло 9 текстов: «Солнце», «Адам», «Плач Адама», «Ангелблаговестник», «Ангел-мститель», «Ангел погибельный», «Воплощение», «Преисподняя» (3-я часть триптиха «Хождение Богородицы по

529

мукам»), «Прекрасная пустыня». 1-я и 2-я части «Хождения Богородицы по мукам» в качестве диптиха были опубликованы в ж. «Заветы» (1912. Кн. 8). В виде триптиха впервые появилось в газ. «Дни» (1922. 5 нояб. № 7). Легенда «Ангел-предтеча» была впервые напечатана в ж. «Воля России» (1927. № 8/9), а «Сокровище ангелов» – в книге «Рёрих» (Пг., 1916).

Н. Кодрянская передала слова Ремизова о ЗН: «Книга "Звезда надзвездная" (страда мира). В этой книге собраны и выражены образы и чувства "отреченных книг", какие занимали русский народ в веках» (Кодрянская 1959. С. 116). В 9-й рабочей тетради (<1956>) Ремизов так охарактеризовал ЗН: «В этой книге собраны и выражены образы и чувства "отреченных книг", какие занимали русский народ в веках.

1) Страсти Господни

2) Страды Богородицы

3) Страды архангела Михаила

4) –«– Предтечи (Ивана Купалы)

5) Трагические события Рожества – избиение младенцев.

Весь мир страждет» (Грачева 2010. С. 356). Там же Ремизов указал:

«(К "Звезде надзвездной" примечания не напечатаны). В примечаниях я показываю, на основании каких материалов я писал» (с. 359). Примечания до нас не дошли.

На обороте авантитула экземпляра Лимонарь 1907, подаренного Н. В. Кодрянской в Париже, Ремизов записал: «Мечтаю переиздать в нов<ой> редакции. И это надо здесь сделать. "Пляс Иродиады" вышел в изд<ательствве>  Трирема. Алексей Ремизов. 1.3. <19>23» (ИРЛИ. Ф. 256. Оп. 1. Ед. хр. 57). Ей же он говорил о ЗН: «Книга "Звезда надзвездная" (страда мира). В этой книге собраны и выражены образы "отреченных книг", какие занимали русский народ в веках» (Кодрянская 1959. С. 116). На книге ЗН Ремизов сделал такую дарственную надпись Н. В. Зарецкому: «Старейшине Николаю Васильевичу Зарецкому – рыцарю и воеводе – книгу для чтения, требующую уменья читать по-русски, по-московски, без английского произношения, книгу, не посланную своевременно только потому, что экземпляров не дают, книгу, которая причинила вам столько хлопот и огорчений. 1.1.<19>28 А. Ремизов» (цит. по: Рисунки писателей. СПб., 2000. С. 283).

На форзаце одного из экземпляров ЗН Ремизов 23 января 1929 г. надписал: «Еще в Берлине я мечтал о этой книге и, наконец, осуществилось: эта моя песнь Богородице. А писалась она в страду наших дней, и самые пламенные слова связаны с нашей судьбой» (ИРЛИ. Ф. 256. Оп. 1. Ед.хр. 121).

Бронислав Сосинский писал о художественных доминантах сборника: «Новая книга Ремизова – книга о страдании человеческом. Да,

530

человеческом, несмотря на то, что книга в большей своей части посвящена жизни Христа и Богородицы. Эти два образа, символы страдания – недаром влекут к себе Ремизова и недаром лучшими сказаниями в книге являются "Страды Богородицы" и "Страсти Господни". Все мастерство художника заключается в том, что такие образы, как Христос, Мария, приобретают у него необыкновенную человечность, трогают нас самой сущностью человеческих страданий, не теряя в то же время своего создававшегося веками, надземного, надзвездного сияния. <...> Рецензируя эту книгу, мы воспользуемся случаем указать на несколько составных элементов, на которые можно разложить одну из сторон творчества Ремизова последних лет. <...> Чтобы приблизить к нам далекие образы прошлого, Ремизов прибегает к двум любопытным художественным приемам. Перенесение современных нам явлений и предметов в ту эпоху и наделение национальными русскими чертами людей и явлений той жизни. Появление в периодической печати отдельных вещей Ремизова, в которых он широко использовал эти приемы (особенно первый), вызвали в свое время, главным образом в писательской среде, "некое неудовольствие". <...> Два сказания –

"Звезда надзвездная" – первое в книге – и "Сокровище ангелов" – последнее – обнимают книгу с двух сторон и пронизывают ее единой темой. Самое высокое в мире – снисхождение в земную жизнь...» (Б. С. [Сосинский Б.]. Алексей Ремизов. Звезда надзвездная// Воля России (Прага). 1928. № 10/11. С. 208–210; курсив Б. Сосинского).

В. Набоков, не без изрядной доли пристрастия, резко отрицательно отозвался о книге: «Читая сказания Ремизова, поражаешься их безнадежной пресности, т. е. не находишь в них именно того, что одно может оправдать этот литературный жанр. Не оправданием является и то, что Ремизов, дескать, подражает древним апокрифам, сказаниям калик перехожих. В апокрифе, в легенде есть антикварное очарование, таинственные перспективы древнего мышления, пейзажи, облагороженные далью, символы, которые во время оно были полны благоухания и значений. Надобно какое-то особое вдохновенное воображение, необыкновенное мастерство, чтобы сочинить такие же бесхитростные сказки, какие сочинялись в старину. Ни особого воображения, ни особого мастерства у Ремизова не найдешь. Сказки в этой книге производят впечатление чего-то неустойчивого, безответственного, случайного. <...> Добро еще, если бы слог Ремизова был безупречен. Но, увы, – какая небрежность, какой случайный подбор слов, какой, подчас, суконный язык...» (Сирин В. [Набоков В.] // Руль. 1928. 14 нояб. № 2424. С. 4). На эту рецензию в ноябре 1928 г. откликнулся Н. В. Зарецкий, который с возмущением писал (при жизни автора текст не был опубликован): «Впервые встречая такую по тону и стилю рецензию, я был вдвойне поражен, прочитав под ней подпись прозо- и поэта В. Сири-

531

на. Рецензент, подчеркивая массу "недочетов" книги, заканчивает ее заключением, что у Ремизова – суконный язык! Вот так штука!! И это про Ремизова, о котором В. В. Розанов говорил: "Это потерянный бриллиант, а всякий будет счастлив, кто его поднимет: ум, спокойствие, археология..." А г. Сирин к этому драгоценному камушку отнесся по-петушиному, с задором и криком. <...> как мог критик, к тому же сам поэт, не почувствовать красот ремизовского языка, силы его образов; как это можно сказать о Ремизове, что у него нет особого воображения, ни особого мастерства!!! Сирин находит, что слог Ремизова небезупречен, что у него случайный подбор слов, небрежность и пр. и даже суконный язык! <...> В этой рецензии <...> я вижу

кощунственное отношение к имени русского писателя, писателя большого, прекрасного, и такое выступление рецензента подобно плевку на алтарь поэта, где пылает его священный огонь» (цит. по: Рисунки писателей. С. 278, 279, 282; публ. И. С. Чистовой).

532